Она появилась после полуночи. Прошла
к барной стойке, расстегивая пуговицы пальто таким легким
движением, будто и не касаясь. Заказала бокал «Пино нуар».
Я никогда не сажусь за барную
стойку. Предпочитаю наблюдать за людьми в отражении стекла. Столик
у окна, спиной к залу.
Сквозь тонкие кружева сигаретного
дыма я слежу за прозрачным двойником женщины, сидящей на высоком
стуле. Она закидывает ногу на ногу, платье скользит выше,
приоткрывает колени.
Женщина поправляет очки в тонкой
черной оправе.
Бармен опускает на стойку бокал с
вином.
Саксофонист пробует джаз.
У нее густые темные волосы чуть ниже
плеч и чувственный рот. Глаза не рассмотреть: между нами слишком
много стекол, они отражают слишком много предметов. Но очки ей к
лицу. Возможно, стекла без диоптрий. Я отчетливо представляю ее
лицо без очков. Оно становится простым, не подходящим ни к
элегантному пальто, ни к строгому платью с декольте.
Звуки окрепшего джаза отскакивают от
сцены и рассыпаются по танцполу. Не меняя положения, перевожу
взгляд на отражение саксофониста. Он зачарован своей музыкой. Двое
мужчин за столиком в первом ряду повернулись к сцене, я вижу их
стриженые макушки. Официантка коротким движением сметает с
соседнего стола чаевые.
И только потом я замечаю свое
отражение. Неподвижный серый призрак, заточённый в пластину
стекла.
Быть незаметной — я освоила это
искусство.
У моего призрака волосы до плеч. У
блузки расстегнута верхняя пуговица. Юбка до щиколоток. Замшевые
сапоги без каблука. Никакого макияжа. Никаких крайностей.
Итак, женщина за стойкой, бармен,
саксофонист, двое посетителей и официантка. Кто из них?
Я бы поставила на женщину за
стойкой. Но саксофонист сквозит одиночеством, а у одного из
посетителей — трость, это тоже может что-то значить. Так кто
же?
Я жду. Что-то должно произойти. Пока
всё в равновесии, всё на своих местах, словно играется сцена в
спектакле. Но в этом спокойствии что-то назревает. Не хватает
толчка: звона разбитого бокала, или звука пощечины, или остановки
джаза — внезапной, как остановка сердца.
Что-то должно произойти.
Непроизвольно я чуть подаюсь к окну,
чтобы оказаться ближе к происходящему в баре, хотя на самом деле
отдаляюсь. Я так напряжена, что начинает казаться, будто движение
вокруг замедляется, звуки музыки приглушаются и растягиваются.
— Вам повторить? — официантка
склонилась к моему уху, чтобы перекричать джаз.
Я вздрагиваю. Ложечка в руке громко,
до звона в ушах, звякает о кофейную чашку.
Киваю.
И едва не пропускаю, как в бар,
запустив стаю снежинок, входит еще один посетитель, — молодой
мужчина с выбритой полоской на виске.
Бармен разбивает бокал.
Саксофонист заходит на вираж.
Женщина за барной стойкой достает из
сумочки книгу.
Я вся — только зрение и слух. Даже
мое отражение на стекле словно истончается.
Сцена разворачивается, будто
запущенное маховое колесо.
Женщина в очках, неторопливо пьющая
вино и читающая книгу за стойкой бара… Мужчина не может пройти
мимо, медлит: видимо , не знает, что сказать. Но вот он распахивает
пальто, делает шаг по направлению к ней — и вплетается в мою
историю.
— Какие на ощупь страницы в вашей
книге? — спрашивает мужчина.
Судя по ошеломленному лицу брюнетки,
он внимание привлек. Наверное, к ней редко обращаются с такими
странными фразами.
Брюнетка молчит.
Я не выдерживаю — и
оборачиваюсь.
Мужчина не отступает, он применяет
более верное оружие — обворожительную наглую улыбку и предельно
честный взгляд.
— Хотите потрогать? — спрашивает
женщина. И я облегченно выдыхаю.
— Простите мою назойливость. Просто
сейчас редко встретишь людей, читающих настоящие книги — тем более
в баре. Я могу присесть?
— Только если скажете, какая у вас
любимая книга…
