Через два дня после выпускного вечера, меня вызвали к директору гимназии. Не чувствуя за собой особых прегрешений, я явился «пред светлые очи» начальства и тут же был усажен на низкий кожаный диван, дар одного из спонсоров.
– Ну, Валентин Александрович, как дела? – слишком уж заботливо поинтересовался он, когда я смог принять мало-мальски удобную позу, подтянув колени к подбородку.
– Хорошо, спасибо, – начал было я, но директор не дал мне продолжить.
– Ты ведь с двадцатого июня в отпуске, так?
– Так, – осторожно согласился я.
– Надумал уже, как будешь отдыхать? Может, на море собрался?
– Да, нет. Никаких определённых планов у меня нет.
Вениамин Дмитриевич моим словам явно обрадовался.
– А не хочешь провести время отпуска с пользой? Так сказать, и отдохнуть, и заработать.
– Смотря где.
– В детском оздоровительном лагере. Слышал, про такие?
– Когда студентом был, работал на каникулах.
– Вот и отлично, выходит, опыт у тебя имеется. Есть тут один такой лагерь для богатых детей. Там они не только резвятся, и здоровье поправляют, но еще и языками занимаются. По договорённости мы, как языковая гимназия, посылаем туда одного воспитателя с французским языком. Вот уже три года всегда ездила Стрепетова. А в этом году отказалась – проблемы со здоровьем. Я её не виню, нельзя же все время на одной и той же выезжать. Но всё так неожиданно вышло, не могу никого найти, кроме тебя. Выручай, брат! Позарез нужно. Отказаться-то мы не можем. Сам знаешь, как нам без спонсорских денег.
Была у меня привычка ещё со студенческих времен: никогда ни на что сразу не соглашаться. Вот и сейчас я попробовал упереться.
– Что же, на мне свет клином сошелся? Возьмите наших «бабушек», – так неофициально обозначали в гимназии учительниц предпенсионного возраста, – Любая из них бегом побежит, а опыта у них в сто раз больше моего.
– Я бы с радостью, да не получается, в заявке возраст указан: не старше тридцати лет. Вот так, иначе я бы плюнул на всё и сам поехал. Ты вот альтруист, отказываешься, а даже не спросишь, что там за зарплата. Докладываю: за одну лагерную смену продолжительностью в двадцать один день воспитатель получает восемь тысяч рублей, плюс бесплатное питание и премия по окончании работы не облагаемая налогом в размере не менее 50% от оклада. Каково? Неужели тебе деньги не нужны?
– Да, ведь за такие деньги они и работу потребуют, будешь весь в мыле, – проворчал я, уже зная, что соглашусь.
– А когда надо ехать?
– На раскачку времени нет, двадцать второго у них заезд, значит, на месте надо быть двадцать первого, не позднее десяти утра.
– Уважаемый Вениамин Дмитриевич, вы «даете совершенно нереальные сроки», да я одну комиссию медицинскую буду недели две проходить!
– Тебе и не надо её проходить, в лагере есть свой медицинский центр, в нём тебя и проверят.
Что мне оставалось делать? Я поднял вверх руки. – Сдаюсь.
Директор облегчённо вздохнул.
– Спасибо, Валентин, ты меня по-настоящему выручил, – с чувством произнёс он.
Надо сказать, что мужик он был неплохой, нервы людям не мотал, доставал каким-то чудом всё необходимое для учебного процесса и превратил руководимую им французскую гимназию в одно из лучших учебных заведений города. В тот год, когда я закончил романо-германский факультет нашего университета, экономический кризис уже начал показывать свой звериный оскал в полную силу и работу переводчика в какой-нибудь крупной иностранной фирме я, естественно, не нашёл. Вот тогда-то и подобрал меня Вениамин Дмитриевич Колосов. Пристроил в свою гимназию, сначала почасовиком, а затем и на полную ставку. Как не было удивительно самому, но работа в школе мне пришлась по душе. Платили, правда, не ахти и, чтобы не покончить с собой от бедности, я с легкой руки директора занялся репетиторством, благо, языки сейчас нужны многим, а постигаются они трудновато. Худо-бедно, но на жизнь хватало, кризис же продолжал свирепствовать, и я обретался в учительстве уже год, не собираясь менять работу в ближайшее время.