АНГЕЛ
— А ну стой, дрянь такая! — бьет в спину жестокий женский
голос.
Вздрагиваю. Спотыкаюсь о колючий кустик, что режет босые ноги,
но скорости не сбавляю. Темнота непроглядная, лишь тонкие лучи
фонариков моих преследователей время от времени разрезают лесную
чащу. Приходится двигаться инстинктивно.
Длинная юбка опутывает икры, мешая бежать. Подтягиваю ее повыше
и спрыгиваю с небольшого пригорка. Ступни утопают в сырой земле, но
даже это не способно сейчас помешать мне. Лучше умру, но ни за что
не остановлюсь!
— Олег, ружье! — рявкает женщина.
Я слышу, что они не отстают. И от паники дыхание еще сильнее
сбивается.
Я надеялась, что в этот раз они меня не поймают.
Уже несколько месяцев я строила из себя смиренную послушницу.
Даже написала прошение о постриге, дабы усыпить мамину
бдительность. Казалось, получается. У ворот монастыря перестали
круглосуточно караулить ее головорезы. И я решила, что это мой
шанс.
— Стой, глупая, она же выстрелит! — слышу голос охранника,
который работал у нас еще когда папа жив был. — Светлана
Васильевна, дайте я ее так поймаю. Ну, инвалидом же оставите…
Выстрел разрезает тишину ночного леса.
Кажется, все живое наравне со мной обмирает от страха. Врастаю в
землю, будучи уверенной, что она попала.
Может не в тело. В душу.
Мои самые страшные подозрения подтвердились. Она действительно
способна меня убить. Как убила папу.
Шаги уже совсем близко. А я, дура, пошевелиться не могу.
Слышу свист лозины, рассекающей воздух. Сжимаюсь в нервный
комок, когда розга жалит спину, разрезая белую сорочку. Нет… только
не снова…
— Дрянь неблагодарная! Я тебя научу мать уважать!
Прикрываю голову руками, желая спрятаться от этого кошмара.
Стискиваю грязными пальцами платок, покрывающий волосы, и раскрываю
рот в немом крике.
И чего мне в обители не сиделось? Теперь уже и не вспомню. Все
мысли выбивает очередной хлесткий удар.
Кажется, я не хочу становиться монахиней. А завтра постриг. И я
решилась на последнюю попытку. Сейчас мне уже кажется не такой уж
плохой идеей отказаться от мирской жизни.
Неожиданно осознаю, что удары почему-то прекратились.
Не похоже на маму. Обычно она бьет до тех пор, пока я не окажусь
на коленях перед ней.
Все тело вибрирует от напряжения. Нерешительно отнимаю руки от
головы и бросаю боязливый взгляд на своих мучителей.
Мама выглядит напуганной. Как и Олег. И еще пара охранников, что
бежали мне наперерез и только подоспели к месту казни.
На меня никто не смотрит. Четыре пары глаз устремлены куда-то за
мою спину.
Похоже, тело мое вибрирует вовсе не от напряжения. Вернее не
только от него. Странный звук, от которого кажется весь лес
содрогается, пробегается по земле, вынуждая ее дрожать, отбивается
от звонких стволов обнаженных эвкалиптов, пробирается в душу,
заставляя трястись от страха.
Бросаю взгляд через плечо, дабы найти источник устрашающего
звука. Но кроме темноты ничего не вижу.
«Не бойся, — в сознании возникает рокочущий мужской голос. —
Пришло время все исправить».
Пытаюсь не обращать внимания на свою привычную галлюцинацию. Не
до него сейчас! У меня тут вообще-то последний шанс спастись.
Совсем не время снова с ума сходить!
Оборачиваюсь на маму и вижу, что она вместе со своими
головорезами все еще вглядывается в темное пятно за моей
спиной.
Это мой шанс.
«Не спеши, девочка, — снова вклинивается в мой план назойливая
галлюцинация. — Просто сделай два шага вправо и отвернись».
А польку-бабочку не сплясать?! Едва не давлюсь от раздражения,
что мое юродство обострилось в столь неподходящий момент.
«Дело твое. Можешь и сплясать. Но я предупредил», — голос в
голове кажется достаточно строгим, чтобы я невольно
подчинилась.
Отшатываюсь на пару шагов назад, но не отворачиваюсь. Еще чего!
Мне и без того страшно. Как можно к опасности спиной
поворачиваться?
