Жаркое солнце освещало наш двор сквозь высокие ограды. Трава блестела от недавнего дождя, земля была пропитана влагой. Тяжёлые ветви деревьев гнулись, тёлки, привязанные в ряд, паслись на лугу и время от времени мычали.
Открылась дверная калитка, и появился отец, крепко держа в правой руке чёрный пакет с деньгами. Только что он продал пятую ферму из одиннадцати оставленных ему родителями.
– Теперь ты обладатель солидного капитала, и я очень надеюсь, что ты прекратишь заниматься ерундой, – так он называл мой писательский труд, – начнёшь удваивать свой капитал и станешь уважаемым человеком в обществе, – сказал он мне.
Учась в старших классах, я увлекался драматургией. Посылал пьесы в местные театры, но режиссёры не трудились даже прочесть произведения неизвестного автора.
Затем я выпустил маленький сборник стихов. Книга не имела никакого успеха, но казалась мне многообещающей.
Осмелюсь предположить, что когда-нибудь напишу весьма умную книгу. Хоть и знаю: чтобы достичь успеха в литературе, нужно обладать некой отвагой, которая отражается в новом герое, оригинальности сюжета и в стиле письма, но пока у меня ничего этого не было. Звучит довольно жёстко по отношению к себе, но такова истина.
Среди семей, обитающих испокон века в окрестностях города Баку, семья Ахмедовых была одной из самых уважаемых и гостеприимных.
Наш дом был большой, с высокими потолками и с широкими окнами, выходившими на набережную. Перестановка по указаниям матери быстро придавала дому утончённый облик. Произведения искусства, собранные её отцом во время поездок по Европе, она всегда берегла: эти бесценные картинки и книги добавляли обстановке особое изящество. Гости всегда восхищались тем, как можно специально так озаботиться антуражем, чтобы, находясь внутри него, все становились частью этого эстетически полноценного, продуманного пространства.
Наш дом круглый год, с утра и до поздней ночи, кишел народом. Люди приходили без всякого предупреждения: ближайшие соседи и какие-то дальние родственники, которых лично я до сих пор в глаза не видел и не слышал об их существовании. Эти дни мать называла днями полной анархии, приводившей в отчаяние её и прислугу. Завтрак, обед, ужин смешивались в шумной и беспорядочной суете. В то время, когда одни заканчивали обедать, другие только начинали пить утренний чай. Со стола никогда не убирали сладости, фрукты, а кухня наша работала с утра до вечера.
Мать моя, хозяйка дома, почти никогда не садилась за стол, пока сама не накормит всех гостей. Они говорили, что если и есть на свете женщина, которая может предстать пред Аллахом, так, без всякого сомнения, это она.
Мы жили богато, деньги из рук отца текли, бежали, исчезали. Лёгкость, с которой отец оказывал своим родственникам помощь, была одной из величайших радостей его жизни. Тут его прекрасно понимали все люди.
Отец был высокий, широкоплечий, с длинной веерообразной бородой и серыми холодными глазами, с отсутствующими передними зубами, выбитыми во время службы в армии. Как это вышло, он уже не помнил. По этой причине он шепелявил, выплёвывая слова, которые люди не всегда понимали. Отца отличали властолюбие, суровость и убеждённость в правоте своих слов. С ним нужно было договариваться на его условиях.
Отец, создававший впечатление сильного человека с непростым характером, был молчаливым в присутствии незнакомцев и иногда приводил всех в замешательство своим холодным безразличием. И, конечно же, он был типичным представителем своего народа. Он любил, чтобы вокруг царил домашний уют, чтобы о нём и о его родственниках заботились, вкусно кормили и не задавали лишних вопросов.
