— Добро пожаловать! Сочувствую
вашему горю, — говорю я шесре Марраш, едва она входит в дверь, и
чуть склоняю голову в знак скорби. Хочу быть вежливой. Хоть Эстро
очень неохотно говорил о жене и всегда темнел лицом при упоминании
её имени, я всё же надеюсь, что он чуть сгущал краски.
Но мои надежды разбиваются
вдребезги.
— Так это ты та самая оборванка? —
Холодный взгляд серых глаз с тёмным ободком вокруг радужки скользит
по мне, а ярко-красные накрашенные губы кривятся от
брезгливости.
За спиной Идаелиры возвышаются два
рослых парня, сыновья. Один из них неприятно лыбится и что-то
шепчет брату. Они протискиваются мимо матери, с хозяйским видом
осматривают холл, расходятся в разные стороны, и я слышу, как
хлопают двери.
— Втёрлась в доверие к мужу.
Вцепилась как клещ. Думаешь, всё сойдёт с рук? — продолжает
Идаелира Марраш и поправляет модную шляпку.
Она проходит в гостиную, садится в
любимое кресло Эстро и в упор смотрит на меня змеиным взглядом.
— Ну, ты кто такая?
Кто я?
Наталина Ардилиан восемнадцати лет
от роду. Вот только до семнадцати лет я звалась Наташей
Брусничкиной и жила совсем в другом мире, но Эстро крепко-накрепко
запретил об этом рассказывать.
— Думаю, вы прекрасно знаете, кто
я.
— Убирайся на улицу! Тебе здесь не
притон. И если муж был пустоголовой добродушной тряпкой, то я умна
и проницательна. Вижу таких, как ты, насквозь. Вполне догадываюсь,
какие услуги ты тут оказывала моему мужу.
Я вспыхиваю и от злости так сильно
сжимаю кулаки, что ногти впиваются в ладони. Как она смеет? Она
сейчас оскорбила не только меня, но и Эстро!
— Ничего подобного! Я честная
девушка.
— Довольно! Не желаю разговаривать с
подзаборной дворняжкой. Вон дверь.
Она кивком указывает на выход из
дома, и я уже готовлюсь выдать гневную тираду, но меня прерывает
лейр Стрен. Я даже не заметила, как он вошёл.
— Кхе-кхе, — громко откашливается
он, — понимаю вашу позицию, уважаемая шесра Марраш, но видите ли,
как душеприказчик шеса Марраша, должен сказать, что так как лейрима
Наталина по всем документам и лично озвученному желанию шеса
Марраша, вашего покойного мужа, является его подопечной, так
сказать, по всем законам, то вы не можете её выгнать из дома. По
крайней мере, до оглашения завещания.
— Так оглашайте!
— Увы, — лейр Стрен разводит руками,
— до погребения это невозможно, пока формальности не соблюдены, так
сказать. И то лишить лейриму Наталину крова вы можете, только если
всё имущество отойдёт вам.
— Что? — визжит Идаелира и даже
поднимается навстречу Стрену. — Что вы хотите этим сказать?! Что
эта оборванка претендует на наследство?!
— На всё воля шеса Марраша, —
разводит руками тот. — Я не знаю содержания завещания. Ждите
оглашения.
Он откланивается и уходит, а
Идаелира пытается прожечь во мне дыру взглядом.
— Мама, это не дом, а конура, здесь
так тесно. И совершенно нет прислуги! Я никого не нашёл, —
возмущается один из парней. — Может, она служанка?
— Это многое бы объясняло, дорогой
Хальсен, — цедит Идаелира, не сводя с меня взгляда. — Но твой отец
был настолько глуп, что взял в дом оборванку и настолько безумен,
что оформил над ней опекунство. Давно имело смысл настоять на том,
чтоб его забрали в дом для умалишённых.
Она медленно приближается ко мне,
чеканя шаг каблуками дорогих туфель. Ещё вчера я бросилась бы
защищать названного отца, но сегодня сил не осталось. Я
разворачиваюсь, чтобы уйти, но Идаелира вдруг оказывается рядом и
так больно хватает меня за плечо, что хочется вскрикнуть, но я
терплю — не доставлю этой гадине такой радости.
— Запомни, ты тут никто и не
получишь ни одного ала, — шипит шесра. — Я смирюсь с твоим
присутствием в своём доме только до чтения завещания. После этого
выметайся на улицу!
