Музыка пьянит похлеще выпитой текилы. Расталкивая танцующих
незнакомцев и незнакомок, иду на поиски уборной. Мне надо
отдышаться, умыться и посидеть в уголке. Ноги не держат, перед
глазами плывет, а сердце глухо и истерично стучит в такт
музыке.
Вцепившись в перила стальной лестницы, удерживаю равновесие и
часто-часто моргаю, чтобы хоть немного протрезветь и дать сигнал
мозгу, что нам надо собраться. Мне тут не место. Вечеринка начинает
скатываться во что-то очень подозрительное и пугающее. Танцовщицы в
клетках у потолка стягивают трусики и тонкие топы, оголяя грудь,
которой с томными улыбками трутся о прутья. Облизывают губы,
разворачиваются задницами и выгибаются в спине, бесстыдно выставляя
на всеобщее обзрение девичьи прелести.
Как я тут очутилась? Мозг отказывается раскрывать мне эту тайну,
утопая в дурмане выпитого алкоголя, а выпила я, кажется, не
стопочку и не две. Перевожу взгляд на танцпол и громко,
невоспитанно икаю. К девице с ангельскими крылышками за спиной
сзади пристраивается крепкий парень с игривыми рожками на вихрастой
макушке и стискивает ее грудь в кружевном бюстье. Имитирует резким
движением решительную фрикцию, и его жертва открывает пухлые губы в
стоне, запрокинув голову. О, черт, похоже, это не танец.
Так, куда я держала путь? Передо мной останавливается коренастый
мужичок и касается моего лица. Отмахиваюсь от его руки, в тихой
панике отшатнувшись.
— Нет? — он перекрикивает громкую музыку и поправляет на лице
красную повязку с прорезями для глаз.
Испуганно мотаю головой. Что бы он ни имел в виду под коротким
вопросом, я против.
— Понял.
Уплывает на танцпол, где жадно присасывается к рыжей красотке с
ушками на голове и пушистым хвостом, что забавно помахивает от
каждого ее движения под короткой юбочкой. Мужичок ныряет под подол,
тискает кису за бледную попу и уверенно хватается за хвост.
— Кошек… — я сглатываю вязкую слюну, — нельзя… за хвост… ты чего
творишь?
Он меня не слышит и медленно тянет хвост вниз, и тот неожиданно
выскакивает из попы рыжей прелестницы вместе со стальной
яйцеобразной пробкой. Сквозь музыку до меня долетает отголосок
сладостного стона, и я с изумленным ойканьем бегу по лестнице
вверх.
Протискиваюсь на втором ярусе между мужчин, от которых пахнет
терпким парфюмом и пряными парами крепкого алкоголя. Чья-то ладонь
скользит по бедру, и я вскрикиваю:
— Нет!
Смех. Сладкий, легкий и игривый. Но руку невидимый подлец все же
убирает. Оглядываюсь. Лица скачут блеклыми пятнами, что
расползаются хищными оскалами.
— А, может, все-таки да?
— Нет.
— Ты разбиваешь мне сердце, милая.
— Простите, — несмело пролепетав, отступаю назад.
— Прелесть какая.
Хохот оглушает, и я ныряю в коридор с черными бархатными
стенами. Пробегаю пальцами по приятным на ощупь обоям, и упрямо
ковыляю вперед. Бронзовые бра с цоколями и плафонами, имитирующими
восковые свечи, двоятся в глазах. И я делаю небольшую передышку,
привалившись к стене.
Из-под тяжелого полога доносятся приглушенные стоны и
недвусмысленные шлепки. Кто-то рычит и слышу яростное и
вибрирующее:
— Кончаю, сука, кончаю!
Бежать и не оглядываться. Ныряю за угол и ищу мутным взором
двери, но их нет. Проемы прикрыты лишь глухими портьерами, чьи
глубокие складки бегут от потолка до пола черными водопадами.
— Потерялась? — раздается приторный и липкий голос.
Оборачиваюсь. В пяти шагах от меня стоит голый тощий мужик в
белой маске кролика. Кривые ноги с морщинистыми коленями меня
пугают не меньше, чем его детородный орган в боевой готовности.
— Нет, — сипло шепчу я и пячусь назад, придерживаясь потной
ладонью за стену.
— Ну, как знаешь, — уродливый престарелый кролик пожимает
острыми плечами и скрывается за углом.
