— Сопли собери… — Муж наклонился ко мне и положил на стол стопку
салфеток.
Я всхлипнула и прижала ладонь к лицу.
Зажала нос.
— Лика, я тебя прошу, ныть прекрати, а? — Это Глеб произнёс уже
с раздражением и с едва заметной злостью.
Правда, бабушка говорила, что пути господни неисповедимы.
Утром я не знала, что, заехав в северный район города, для того,
чтобы забрать из типографии пригласительные на детские дни
рождения, я столкнусь с самым настоящим кошмаром.
Машина Глеба затормозила недалеко от типографии. Я не могла
ошибиться, только у него был эскалейт с наглухо тонированным
лобовым стеклом.
Даже если я не рассмотрела номер, то это был мой муж, потому что
он вышел из машины и, обойдя её, открыл заднюю дверь.
На руках у него оказался мальчик примерно двух лет.
В груди что-то треснуло.
Как будто кости ребер.
У меня тогда слезы перед глазами встали.
Глеб обошёл машину и пересёк улицу, остановился возле низкопузой
темно-зелёной мазды, и из неё вышла девушка блондинка возрастом
дочери.
Глеб наклонился, что-то сказал, мальчик взмахнул руками, а потом
муж передал ребёнка девице.
И разговор о чем-то продолжился.
Я стояла как вкопанная возле своей тачки, которая была
припаркована за углом типографии, потому что места у главного входа
не было.
Стояла, прижимала к себе гору этих приглашений и не могла
сдвинуться с места, как будто бы ноги вросли в землю. Я даже сквозь
тонкие весенние сапожки из бежевой замши чувствовала, как холод от
земли проникал в меня. И замораживал все тело.
Это же было слишком очевидно для того, чтобы подумать, что Глеб
взял и просто помог там какой-то своей сотруднице, ребёнка забрал
или ещё что-то.
Да я вас умоляю.
У Глеба было несколько помощников, и только с ними он
разговаривал лично, и ни у кого из этих помощников не было длинных
волос и ног от ушей. И груди, которая вырывалась из-под тонкого
пальто.
Я смотрела за тем, как муж, договорив с девушкой. Засунул руки в
карманы. Склонил голову к плечу, а потом, все-таки качнувшись
вперёд, наклонился и поцеловал мальчика в щеку. Малыш взмахнул
ручками, потянулся. Дотронулся кончиками пальцев до щеки Глеба,
радостно захохотал.
А у меня все звуки исчезли.
Его имя сейчас было набором бесполезным букв.
Чувство самосохранения и какой-то трусости заставили меня
сделать несколько шагов назад, упереться спиной в водительскую
дверь своей машины.
Я почти на ощупь сведёнными пальцами открыла авто и упала
внутрь.
Мне было семнадцать лет, когда мы познакомились с Глебом. В
восемнадцать я уже была замужем. А в девятнадцать я родила
двойняшек.
Вся наша жизнь была настолько правильной, что появление мужа с
мальчиком, который младше наших внуков, толкнуло в какую-то бездну
боли, шока и паники.
Я не знала, как доехала до дома, не помнила, видимо, на автомате
заученные движения позволили мне пересечь почти весь город и
добраться до дома в целости и сохранности, а не влететь в ближайшую
машину на встречке.
И, закрывшись в квартире, я сидела и раскачивалась на диване,
обнимая себя за плечи.
Мне было сорок пять.
У меня за спиной больше двадцати пять лет брака.
Двое взрослых детей и двое маленьких внуков.
Тоже двойняшки.
Дочка постаралась.
А у моего мужа вторая молодость.
Маленький ребёнок и молодая любовница.
Я ждала Глеба с работы и не знала, что скажу ему.
Но почему-то когда дверь открылась и муж стянул с плеч пальто,
поставил рабочий кейс на полку и прошел в зал, все понял.
Взгляд стал острее чем бритва.
Почему мне показалось, что он все понял?
Потому что вздохнул протяжно, расстегнул пиджак, стянул его с
плеч и кинул на кресло, которое стояло наискось от дивана, где
заледеневшей статуей я пыталась сохранить остатки жизни.
Глеб прошёлся по квартире, зашёл на кухню и со злостью выдернул
из пазов ящик, где лежали влажные салфетки, бумажные полотенца,
платочки.
