— Никуда Крис не уйдёт, — самоуверенно заявил мой муж. Он
откинулся на спинку кресла и провел ладонью по тёмным волосам. При
этом его голубые глаза блеснули огнем. Я замерла на входе на
террасу, зачем-то спрятавшись за качелями. Платье цвета молодой
зелени обмотало ноги. Туфельки на низком каблучке вросли в землю, а
я не могла понять, почему я должна уйти?
Сегодня мы отмечали четырёхлетие нашего сына Мирона, и пока дети
развлекались на пенной вечеринке, я выгадала момент побыть с мужем,
но он, видимо, был занят.
— А если она все же узнает про твои похождения и твою рыжую? —
усмехнувшись, уточнил наш друг семьи Данил.
Меня не было видно, но я прекрасно могла рассмотреть мужчин:
Герман, который по случаю праздника сменил строгий костюм на
светлые бежевые брюки и свободную льняную рубашку и Даня в джинсах
и майке.
— И что? Никуда Крис не уйдёт. Не в свою ж деревню ей
возвращаться. Тем более рыжая это экстрим и кайф, а моя Крис… — муж
цокнул языком.
Мои пальцы похолодели. Я чуть не опрокинула на землю поднос с
напитками и фруктами.
— Крис… она хранительница очага. Мать моего сына. И вообще это
разное. Рыжая — это огонь. Она такое вытворяет в постели, что Крис
никогда не сделает. И я ничего менять не собираюсь. Как говорится,
хороший левак укрепляет брак…
Сердце пропустило удар. Губы дрогнули. А ладони стали влажными.
Липкий пот выступил на спине.
Я сделала один шаг вглубь кустов цветущего жасмина и тяжело
задышала.
Что говорил Герман?
О чем?
Что я никогда не сделаю?
От шока до меня со скрипом доходил смысл сказанных мужем
слов.
— А как ты умудряешься не спалиться? — встал с кресла Даня и
шагнул к окну. Полы террасы тихо скрипнули. Я совсем провалилась в
кусты. Нервно сдавила побелевшими пальцами поднос и сквозь гул
собственного сердца старалась расслышать, что ответит муж.
— Крис же домашняя девочка. Ей дела нет, сколько времени я
провожу на работе… А рыжая… Она такая, что в любой момент, в любом
месте готова, даже в туалете ресторана на обеде… — Герман протяжно
свистнул. Послышался звон бокалов.
Я прикрыла глаза.
Нет.
Этого же не может быть. Герман…
Мы же любили друг друга, уважали. Мы так давно вместе, что я и
подумать не могла…
Восемь лет брака.
Счастливые восемь лет, за которые мы оба росли, вставали на
ноги, и Герман из маленькой конторы сделал целую компанию. Он был
архитектором, а я когда-то давно реставратором.
Мы начинали вместе. Я пришла как наемный сотрудник, а потом…
А потом короткий роман, который обернулся свадьбой.
Несколько лет упорной работы. Герман с ног валился от усталости,
когда все деньги вкладывались в бизнес, а я один кусок мяса
умудрялась на неделю растянуть. Безденежье, и первый раз ничего не
вышло. Мои бессонные ночи, когда я дописывала за студентами из
строительного дипломы. Герман, который по утрам ездил разгружать
фуры, а к полудню бежал на работу, чтобы хоть как-то исправить
ситуацию.
Только потом через все это дерьмо у нас вышло, у нас получилось.
Мы выбрались. Муж стремительно стал подниматься вверх, а я пошла в
долгожданный декрет.
И все это разрушено, да?
— Крис тебя не простит, если узнает, — глубокомысленно заметил
Данил и провел указательным пальцем по ободку бокала, а я
вздрогнула при звуках своего имени.
— Крис ничего не узнает, Дань, — отмахнулся муж. — А даже если и
так… Четыре года в декрете, она за все это время растеряла своих
клиентов. Работы нет. Я денег не дам. Дома нет. Ей некуда идти…
Эти слова словно полоснули меня по горлу. В голове встала
картинка удобной покорной жены, с буклями на голове, в розовом
фартуке и готовящей пироги.
И это была я.
— Гер, — тихо сказал Даня. — У женщин есть одно чудовищное
состояние. Когда им больно, они готовы разнести к чертям не только
свою жизнь, жизнь любимого, но и себя разрушить. До основания. Они
настолько безумные в своей ненависти, что готовы себя уничтожить. А
теперь представь, что они способны сделать с изменником?
