Милена.
Солнце палит нещадно. Кажется,
словно через черный кружевной платок на мою голову стекает
раскаленная лава. Шея под черной тканью сопрела и жутко
чешется.
- Ангел смерти забрал его, -
монотонно бубнит батюшка. - Бодрствующего в самых благих
помышлениях...
Тяжко вздохнув, бабушка, утирает
слезы черным платочком, и я в знак поддержки сжимаю ее худенькое
плечо своей ладонью. Специально для нее и ее старенькой сестры у
гроба поставили скамейку. Я стою позади них, то и дело подавая
нюхательную соль или воду.
- Он был человеком большого сердца и
чистой души. - нещадно льстит покойному священник. - Отцом всем нам
и любимым сыном и братом... Нес мир и добро в наш мир...
Опускаю взгляд, чтобы не видеть
ироничные усмешки на лицах присутствующих. Зря я не надела траурную
вуаль как мама. Мои щеки горят от постоянного к себе внимания.
Перекрещиваю себя, как батюшка и все
остальные, и устремляю взгляд к покойному отчиму. Горло тут же
опоясывает спазм, но я держу себя в руках. Просто не хочу давать
повода для новых сплетен. О нашей семье и так очень любят
посудачить.
Официальная версия смерти моего
отчима Берга Льва - инфаркт. Почти правда, если не брать во
внимание то, что он случился после продолжительного запоя. Сердце
не выдержало.
- Упокой, Господи, душу раба
твоего... - читает нараспев священник. - И даруй ей царствие
небесное...
Чувствую, как бабушка тянет за рукав
моего платья.
- Он пришел? - спрашивает, подняв ко
мне лицо.
В выцветших глазах столько надежды,
что мое сердце сжимается от жалости.
Стараясь действовать незаметно,
осматриваю присутствующих еще раз и, не найдя того, о ком она
спрашивает, отрицательно качаю головой.
- Мерзавец! - всхлипнув, цедит
сквозь зубы.
Его ждем не только мы. На это
представление съехалось больше двух сотен человек, а гвоздь
программы все никак не появляется. Какое, должно быть, они
испытывают разочарование!
- Ничего святого. - доносится сзади
чей-то голос. - В голове не укладывается, как такое возможно.
- А я не удивлена. - вторят ему. -
Он сын своего отца. Тому тоже было плевать на нормы морали.
Громко прочистив горло, даю понять,
что я все слышу. Похороны - не самое удачное время сплетничать.
Разговоры тот час прекращаются, но в
чем-то с кумушками я согласна. Как можно проигнорировать похороны
собственного отца?! Как?!
- ...и прости им все прегрешения
вольная и невольная и даруй им царствие небесное... - читает отец
Иннокентий на одной ноте.
- У меня голова кружится. - жалуется
мама, опираясь на мое плечо.
- Присядь. - предлагаю шепотом.
- Я не сяду рядом с этом
мигерой.
- Ма-ам... - выстанываю беззвучно. -
Пожалуйста...
Ловлю как минимум три пары
любопытных глаз на нас с ней и тут же потупляю взгляд.
Вчера вечером все местные паблики
перстрели заголовками: «Признает ли миллиардер своего
незаконнорожденного сына после смерти или оставит состояние
приемной дочери?!»
Желающие узнать сплетни первыми
сегодня все пришли сюда. Поглядывая на нас, шепчутся в ожидании
сенсации.
- Пришел? - снова спрашивает
бабушка.
Я качаю отрицательно головой и вдруг
чувствую, как обстановка вокруг начинает меняться. По толпе словно
рябь проходит, она приходит в движение, а шепотки постепенно
превращаются в гул, заглушающий негромкий голос
священнослужителя.
- Пришел!.. - выдыхает тихо мама, но
обернуться не осмеливается.
Я поворачиваю голову с сторону
дороги и вижу у обочины алого цвета кабриолет с откинутой крышей.
Ловко выпрыгнув из машины, Илья, сын моего покойного отчима,
забирает с заднего сидения черный венок и уверенной походкой
направляется в нашу сторону.
От жары и духоты или от стыда, что я
испытываю за него, меня с ног до головы обдает жаром.
