Жизнь очень похожа на поездку в общественном транспорте. Одни люди входят, другие выходят, а ты едешь себе дальше. О ком-то из сошедших сожалеешь и надеешься встретить вновь, от кого-то сам устраняешься с радостью – век бы их не встречать. Да и те, кто по-прежнему рядом, значимы для тебя в разной степени. Кто-то уже готов сойти на следующей остановке, повинуясь обстоятельствам, и тебе жаль расставаться с ним, но ничего не поделаешь, это жизнь, а кто-то останется рядом до конечной, и его присутствие будет придавать определенный смысл твоему существованию.
Кира решительно встала и направилась к выходу. Да что за мысли такие у нее сегодня?! Расфилософствовалась вдруг. И с чего бы это? Чуть свою остановку не проехала. Эх, не вовремя у нее машина сломалась.
– Женщина! Зонтик! – раздалось за спиной, и Кира обернулась на звонкий голос, пробившийся сквозь скрежет притормаживающего трамвая.
Взгляд ее выхватил зонтик, сиротливо лежащий на сиденье, она быстро взяла его, машинально поблагодарив внимательную попутчицу, и вновь устремилась к выходу.
– Кира, ты? – знакомый мужской голос удивленно взвился где-то позади, но Кира уже ринулась в раскрывшуюся дверь и позволила себе обернуться, лишь ступив с подножки на бетонную площадку.
Этот голос она не спутала бы ни с одним другим. Но как? Откуда? Зачем? Двери за спиной сомкнулись, и мелькнувшее за мутным стеклом лицо вскоре исчезло, хотя голос еще пульсировал в ее голове, сливаясь с перестуком колес удаляющегося трамвая. Женщина с минуту постояла в растерянности, потом машинально провела рукой по коротко остриженным темным волосам, словно откидывала несуществующие длинные пряди со лба к затылку, и двинулась к переходу.
Она шагала, подобно механической кукле, ноги двигались сами по себе, а голова как будто отключилась. Да что голова, даже сердце, казалось, на какой-то миг остановилось, а потом заколотилось с бешеной скоростью, толкая кровь к вискам. Прошлое накатило на нее подобно вот этому грохочущему трамваю, расплющило неумолимой сталью смыкающихся с рельсами колес и лишило возможности здраво мыслить. Кира опустилась на первую попавшуюся скамейку и прикрыла глаза. Еще влажное от недавнего дождя сиденье сразу дало о себе знать, но женщина словно не замечала этого. Знакомый до боли голос, почти забытый и совершенно нереальный, пульсировал в голове. Его не должно быть, этого голоса, как и самого человека, которому он принадлежал. Его нет. Он давно умер.
– Ма-а-ам, ты чего тут? – раздался вдруг рядом голос Варьки, заставил Киру вздрогнуть и выдернул наконец из черной дыры внезапно свалившегося на нее прошлого. – А где твоя машина?
– В сервисе оставила до завтра, – с недоумением глядя на дочь, ответила Кира.
Варька стояла напротив, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Белые кроссовки с разноцветными шнурками, широкие серые брюки, почти волочащиеся по земле, свободное худи с натянутым на голову капюшоном. Типичный подросток, каких тысячи. Одежда на пару размеров больше нужного. Ох уж этот оверсайз…
– Ты что? – изумилась дочь. – На мокрую скамейку уселась?
– Да она почти сухая, – проговорила Кира, мгновенно освободившись от навязчивых воспоминаний.
– Как же! – возразила Варька, тряхнув головой, и непослушная голубая прядь выбилась из-под капюшона.
Вчера, помнится, ее волосы имели розовый оттенок.
– Кто-то у нас решил закосить под Мальвину? – придя в себя окончательно, спросила Кира с привычной иронией.
– Ну, мам! – огрызнулась дочь.
– Папа видел? – продолжила допрос мать.
– Видел.
– И что?
– В обморок не грохнулся, ремнем не пригрозил, – дерзко ответила Варька, картинно закатив глаза.
