А мне всегда чего-то не хватает. Зимою – лета, осенью – весны1
Жизнь состоит из строительных кирпичей парадоксов, один из которых – нет времени задуматься о времени.
Обстоятельства давят: работа, семья, дети, хобби и неосуществимые желания, которые мутным туманом клубятся внутри или осаживаются на дно души тяжелым глиняным осадком.
Этот осадок заваливает окна нижних этажей сознания так же, как «культурный слой» закапывает по пояс в землю окна первых этажей старых зданий в центре Санкт-Петербурга.
Поэтому англосаксы назвали первый этаж «земляным» – «ground floor»?
А французы более ориентированы на цивилизацию? Ведь их первый этаж – rez-de-chaussée, в звучании которого явно угадывается «шоссе» с его асфальтом и выхлопными газами автомобилей.
Гости Северной столицы удивляются и недоумевают. Из-под асфальта современности выглядывает половинка окна, бывшего когда-то на первом этаже. Чтобы войти вовнутрь, – надо спуститься по ступенькам вниз.
«Faut-il se perdre pour se trouver?» – спрашивает реклама «Люфтганзы», что висит на здании торгового центра «Четыре сезона» в парижском деловом районе La Defense. – «Надо ли потеряться, чтобы найти себя?»
Понятно, что летчики, и бизнесмены авиаперевозок не задают риторические вопросы просто так.
«Состояние полета меняет все!» – вот их ответ, на который они намекают большими неоновыми буквами.
– Как это могло произойти? – спрашивает озадаченный турист в Петербурге. – О чем думали строители прошлого? Неужели нельзя было построить нормально, чтобы окна были над землей.
– Культурный слой, – отвечают знатоки. – Века истории оставляют за собой кучи мусора. Осадки, пыль дорог, фантики от конфет, – и корка земли поднимается, как тесто на дрожжах. Первым этажам всегда не везет. Культурный слой заваливает их в первую очередь. Постепенно культурных отложений становится так много, что из-за них уже не рассмотреть «ткань настоящего». Красота во взгляде, но взгляду мало что видно. Мешает глина истории. Чтобы что-то увидеть, надо подниматься этажом выше. Чтобы решить проблему, надо изменить точку обзора. Чтобы понять, как и что «здесь и сейчас», – надо перейти в другую систему координат.
– Ой ли!? – говорит сомневающийся. – Как-то подозрительно… Неужели предки оставили после себя столько мусора.
– Тьма веков непроницаема, – говорят знатоки. – Прошлое еще менее предсказуемо, чем будущее.
– Как это так?
– Это все из-за квантовой неопределенности. Волны вероятностей накладываются друг на друга и показывают интерференционную картинку возможностей. Так происходит до того самого момента, когда мы делаем выбор. Картинка штрих-кода наловившихся друг на друга волн – превращается в мишень, которую дырявят фотоны света, превратившись, вдруг, из волны в жесткие безжалостные частички реальности.
Присутствие экспериментатора влияет на результат эксперимента. Акт измерения следует за актом выбора. Измеряя, мы уже во многом знаем, что увидим. Красота – во взгляде. Музыка – в слухе. Чтобы родился один сценарий, все другие должны умереть. Боливар быстро выдыхается, он не может нести всех сразу.
«Bolivar, he’s plenty tired, and he can’t carry double», – спокойно констатирует герой рассказа О. Генри «Дороги, которые мы выбираем». – «Боливар устал, он не выдержит двоих».
Герой рассказа столкнулся с непростым выбором между дружбой, выгодой и жизнью.
– Какой ужасный выбор! Неужели невозможно его избежать?
– В теории – все возможно. В 1959 году Хью Эверетт встретился в Копенгагене с Нильсом Бором2.
Физики – тоже люди. Собрались на вечеринку, выпили, закусили.
