У меня есть история, которую я хочу рассказать. Причём я не хочу рассказывать её кому-то, кто меня знает. Но с другой стороны я очень хочу, чтобы о ней узнало много людей.
Как прекрасно, что существует художественная литература! Она заранее предполагает, что всё, что написал автор либо вымысел, либо очень сильно обработанная правда. Если бы я пришла со своей историей, которая не даёт мне покоя, которую я хочу рассказать, к специалисту, то скорее всего получила бы пожизненный диагноз. Поэтому я пришла со своей историей в литературу. Я расскажу её, и буду в безопасности. Ведь всегда можно сказать, что это авторская задумка, художественный вымысел. Чтобы сюжет был острее, а читателям было интереснее. Даже это предисловие написано, чтобы заинтересовать вас.
Я расскажу историю. Я поведаю её в мельчайших подробностях и от первого лица. Я раскрою все эмоции, лестные и не очень. Но я никогда не скажу, что из этой истории на самом деле правда…
Не знаю с чего начать. В том смысле, что если начать с начала событий, то многое будет непонятно. Нужна предыстория. Но когда началась предыстория? В утробе матери, когда две клетки стали эмбрионом, и этот эмбрион определился какие гены взять от мамы, а какие от папы? В эмоционально нестабильном детстве или супер одиноком отрочестве? Психиатрия же не возникает вдруг из ниоткуда. Она начинается задолго до симптомов. Но пересказывать всю свою жизнь, пожалуй, будет чересчур. Да и не было в ней ничего интересного.
Начнём так: я переехала. Так получилось, что в моём родном городе скопилось слишком большое количество мест, мимо которых мне не хочется проходить, не говоря уже о том, чтобы в них зайти. Эти места, их вид, воздух вокруг, дёргают за струны эмоций. И эмоции эти неприятные, горькие, с остротой тупого ножа. Если бы нужно было придумать блюдо, которое передавало бы эту эмоцию
вкусом, я бы покрыла его ушной серой. Но это только верхний слой. Под ним вязкое, тягучее, жирное масло. А в самом центре острый перец. Когда кладешь это блюдо в рот, острота не чувствуется. Она чувствуется потом, когда кислота в желудке смоет верхние слои. И тогда начнёт печь вверху живота. Согласитесь, неприятно, когда весь город состоит из таких, с позволения сказать, блюд. Я устала. Я переехала.
С переездом мало что поменялось, потому что я всё предусмотрела и стала одинокой заранее. А вот ходить по улицам стало легче. Несколько месяцев я жила относительно спокойно в какой-то дыре в глухом районе. Кстати тогда и начались странности. Вернее они продолжились. Странности у меня были всегда, но они не напрягали ни меня, ни окружающих. Ну дёргается у меня периодически рандомная мышца в теле. Глаза же у всех дёргаются, ну у меня не глаз, бывает. Ну, периодически, я ловлю чёткое ощущение, что это не моя жизнь. Я по-прежнему в теле, я не смотрю со стороны. Но, чувствую, что я здесь случайно и ненадолго. И всё вокруг знакомое, но чужое. Опять же, не криминально. Особенно если это не озвучивать.
Напрягаться я начала, когда мне стало сложно отличать сон от воспоминаний. Я стала слишком хорошо запоминать сны и слишком плохо помнить, что это сон.
Больше всего напряг меня один конкретный случай. Мне периодически снилось, что у меня дома бабушка. Всё бы ничего, да только она умерла. И во сне я всё никак не могу понять, как так. Но при этом факт бабушки в доме был неоспорим. И вот однажды, когда я проснулась, умылась, пошла завтракать, я чуть не спросила вслух: “Ба, тебе чай налить?”. Мне пришлось вспоминать похороны и законы природы, чтобы понять, что это был сон. Но я всё ещё была относительно уверена в своём рассудке.
Поэтому, когда я переехала ещё раз, уже внутри города, и услышала голоса, я решила, что стены картонные, и не придала этому значения…
