Лай гончих звучал все ближе. Крики
людей — все азартнее. Даже шум ветра не мог заглушить их голоса. Я
отчетливо различала проклятия в свой адрес, слышала короткие
выкрики, щелчки поводьями и понимала главное — мне не сбежать. В
боку кололо, в груди разрасталось пламя, выжигающее воздух на
каждый вздох. Не останавливаясь, я глянула через плечо, отметила с
десяток факелов, яркими точками разгоняющие мрак, и припустила изо
всех сил. Не сдамся!
Если продержаться еще четверть часа,
можно добежать до прóклятой реки. Стремительная, она известна своей
непредсказуемостью — никогда не знаешь, где и когда она закрутится
водоворотом. Иные смельчаки — кто на спор, а кто красуясь, —
заходили в опасные воды. Одни возвращались как ни в чем не бывало.
Других утягивало на дно.
Обычно проклятая река меня пугала, но
сейчас я видела в ней спасение. Знала — никто из всадников не
последует за мной на другой берег. А я рискну. Рискну, потому что
лучше так, чем та судьба, что мне уготована.
Холодный ветер бил в лицо, хлестал по
нему светлыми прядями. Пальцы, удерживающие юбку, свело судорогой —
даже захоти я, не разожму. Правая нога, подвернутая, болезненно
пульсировала. Но только я не позволяла себе ни замедлиться, ни
осторожничать — так и бежала что есть мочи.
Шум проклятой реки я услышала
издалека. Он звучал даже громче лая, громче криков и лошадиного
ржания. Однако не успела я обрадоваться, как с неба упали черные
тени. Словно ночное полотно прорвалось, и десяток неровных лент
рухнул вниз. Коснувшись земли, они зашевелились. Закачались
ядовитыми змеями и раскрыли туманные капюшоны.
Меня не пропустят к реке. Не дадут
сбежать.
Ну уж нет!
Не сбавляя темпа, я повернула вбок и
кинулась сквозь кусты. Колючие ветки царапали ладони, дергали юбку,
драли плотные чулки. В груди горело так, словно вместо медальона на
шее висел раскаленный уголь.
— Вон она! Бежит в гору! Ловите!
Крики подгоняли похлеще любого кнута.
Собачий лай усиливал панику.
Уклон становился круче; я дважды чуть
не оступилась, но оба раза успевала ухватиться за гнутые стволы
колючих архейдов. Влетев на вершину склона, я пробежала еще с
пятнадцать шагов и едва успела остановиться — очертания обрыва
скрадывались в ночной мгле. Ветер с силой ударил в спину. Я
взмахнула руками, удерживая равновесие, выбила туфлями несколько
камешков и испуганно отступила. Развернулась в надежде скрыться, но
тут на склон выскочило шесть гончих. Вытянутые морды скалились,
утробный рык, вырывающийся из глоток, расходился в воздухе низкой
вибрацией.
Следом за гончими появились
всадники.
— Что, паршивка, добегалась? —
хмыкнул самый крупный из них. — От судьбы не скроешься.
Я отступила. Вздрогнула, услышав
приглушенный шорох, с которым с обрыва покатилась каменная крошка,
и остановилась.
— Вяжите ее.
Двое мужчин — совсем молодых — тут же
спрыгнули на землю и шагнули ко мне. В руках одного из них зажата
веревка.
Я оглянулась.
Утес за моей спиной — не проклятая
река. В отличие от нее, он не знает пощады. Никто не выжил после
падения.
— Не дури, — хмыкнул тот, что с
веревкой. — Ты ведь знаешь, как лучше поступить.
Знаю? Знаю.
Развернувшись, я решительно сиганула
в пропасть. Раскинула руки и полетела грудью вперед. Глаза
заслезились от ветра, грудь стянуло страхом. Дыхание перехватило,
но я и не пыталась вдохнуть. Зачем? Больше в этом нет смысла.
Что-то мелькнуло сбоку. Быстро,
неуловимо. А в следующий миг меня резко спеленало туманным коконом
и дернуло вверх. Нет! Я отчаянно задергалась — точно рыба, попавшая
в сети. Черные ленты сжались сильнее, обездвиживая. Подняли меня к
всадникам, скалящимся почище любого шакала, и поставили перед ними
на колени.
