Пустите детей и не препятствуйте им
приходить ко Мне,
ибо таковых есть Царство Небесное.
Евангелие от Матфея. 19:14
Часть первая
1
В нашем корпусе, что расположился на окраине Тбилиси под горой, за которой катает свои медленные волны водохранилище, называемое Тбилисском морем – появились квартиранты.
Сначала я увидела сверху только их головы, когда они о чем-то оживленно гомонили на балконе пятого этажа. И этих голов было четыре – две из них были похожи на одуванчики, только темненькие одуванчики.
Позже я узнала, что они принадлежат матери и трем дочерям – старшей было лет пятнадцать, а младшие были еще дошкольницы.
Я слышала, будто они собираются уехать жить в Москву, а у нас они остановились временно. Во всяком случае, обрывки речей об этом то и дело долетали до моего седьмого этажа – новые жильцы говорили громко, наперебой, и почти никогда не закрывали балконной двери.
Их мать вскоре и уехала готовить им гнездышко, оставив детей на чье-то попечение.
Но еще до ее отъезда начались приключения.
С первых же дней младшие девочки заметили в подвале черную кошку и принялись ее приручать, прикармливать.
Как-то спускаюсь на утреннюю прогулку и вижу – кошка уже сидит у них под дверью на половике.
Однако стоило мне ступить на этаж ее нежданных благодетелей, как ее сдуло как ветром.
И так стало каждый день – кошка приходила и сидела у них всю ночь, пока не начинали спускаться соседи, и тогда она убегала обратно в подвал. Иногда я, проходя во дворе мимо резвящихся детей, спрашивала: « – Ну как ваша кошка?» «-Хорошо» – отвечали они со сдержанной гордостью.
Однажды я выхожу во двор, сажусь на лавочку, как вдруг эти девочки подбегают ко мне. Глаза горят и смотрят мимо – не на что-то одно, а на все сразу. Обе кудрявые, русые – одна крупнокостная и повыше ростом, длинноволосая, глядящая при этом еще и в себя с какой-то неизъяснимой, волшебной, пушистой улыбкой; другая – отчаянно сверлящая нежным огненным взором темных глаз это вот – все сразу! – крутолобая, с густыми барашками кудрей. Они ни секунды не могут задержаться в одной позе – раскачиваются, вертятся вокруг своей оси или хоть прыгают на одной ножке.
Спрашивают – абсолютно беззастенчиво заглядывая мне в лицо: – А вы нашу кошку не видели?
Взгляды их становятся чуть-чуть пытливыми. И – какими-то деликатными по отношению ко мне. Словно речь идет о моей кошке.
– Нет, – отвечаю.
– А она умерла. Она стала плохая, мама налила ей воды, она немного полакала и сразу умерла.
– Надо же!..– говорю. – Жалко.
– А мы, – продолжают они, – видели ее душу в подвале. Она была темная и у нее светились два зеленых глаза.
– Ну, хорошо, – говорю, – значит, это она с вами попрощалась. – Не она, а он, – степенно, со знанием делом поправили они меня, – Это был мальчик. – Кот, значит… – говорю я задумчиво.
И вдруг они сообщают, уже отбегая в свои игры:
– Ее отравили. Нашу кошку отравили!
– Кто?
– Дядя, который живет в нашем подъезде. Нам это сказали по секрету.
Это, наверняка, тот дядя, которому под восемьдесят, несмотря на моложавый вид и который уже немного с приветом и из-за этого стал придирчив к порядку в корпусе и во дворе – все время что-то подметает, переставляет и следит за жильцами – бросают ли они окурки, аккуратно ли пользуются лифтом. Тот был недоволен, что дети приручили подвальную кошку и она теперь, получается, бегает по подъезду, разнося блох.
А может это и не он.
Может это вообще на самом деле – их мама. Страшно, конечно, предположить такое и язык не повернется им это сказать, но бывает и такое. Как говорится, нет кошки – нет проблем.
Но отчего-то, проходя в последующие дни подъезд, я невольно косилась на тонущую в кромешной тьме лестницу за решетчатой дверью подвала. Словно и меня могли обжечь зеленым пламенем два вознесшихся – вопреки всем смертям – глаза.
