Лабораторный ауросканнер медленно скользил над хрупкой фигуркой
в синем платье с белым отглаженным воротничком.
После сцены с инкубом, точнее, после его обещания придать
огласке случившееся, тишина лаборатории, мерное жужжание приборов,
мигание лампочек - все было каким-то удручающим,
тревожным.
Пальцы Мишель сжали осколок на цепочке. Тот самый, который
бросил ей Альберт во время их первой встречи. Куратор сообщил, что
эта вещь была при ней с самого рождения. Точнее с момента, когда
колыбель с младенцем оказалась на пороге Галдур Магинен.
Прежде, чем отправить ее в межмирье (это было оптимальным
решением для человеческого найденыша) осколок изъяли, но за
ребенком регулярно наблюдали.
Капризный осколок, должно быть, раздосадованный оттого, что его
разлучили с маленькой хозяйкой, отказался говорить даже с самыми
сильными артефакторами. По этой причине за девочкой со слабеньким
даром следили тщательнее, справедливо надеясь, что только она
сможет разговорить капризный артефакт.
Так что Мишель оказалась «двойным» подкидышем. Прежде, чем
оказаться в колыбели на крыльце приюта, откуда ее удочерила шумная
набожная семья, давшая обет, что возьмет в дом сиротку, её,
оказывается, подбрасывали на крыльцо лучшей магической академии
Слитсберга.
Магистр Хольдер что-то пробормотал, склонившись над панелью и
Мишель подумала: а правильно ли доверять обследование ауры
специалисту по магическим тварям? Это же то же самое, должно быть,
что лечиться у ветеринара…
Вопрос был риторический.
Кроме магистра Хольдера, который стал случайным свидетелем
происшествия во время занятий, когда магическую энергию адептки
наотрез отказался высасывать арахнид, больше её феноменом никто не
интересовался.
Была еще одна причина, по которой она так спешила сюда, в
лабораторный корпус.
Угроза Эрама де Вуда сообщить всем, что она, Мишель, и есть та
самая человечка из Тайной комнаты, за которой устроил охоту весь
демонический свет Вилскувера, звучала очень убедительно. Кроме
того, в тихой ярости, которой так и фонило от демона, казалось,
виновата была сама Мишель.
Ей снова вспомнились чёрные стены Тайной комнаты… алый муар
кресла с бесстыдно разведенными в стороны подлокотниками… Демоны,
замершие у её ног. Их лица проступали в темноте, черты только
угадывались. Потому что свет был направлен на неё.
В самом развратном и чувственном белье, которое только можно
себе представить. В чёрном парике-каре, с мушкой над губой…
Мишель представила себя, с бесстыже распахнутыми ногами,
ласкающую себя. Головка запрокинута на низкую спинку, мотается из
стороны в сторону, тело содрогается в сладких спазмах…
Быть там, находиться в борделе, среди его завсегдатаев,
наслаждаться их жадным вниманием… это было слишком. Мишель
чувствовала себя развратной и бесстыжей. Приемная мать назвала бы
её греховной и отреклась бы от неё… во второй раз. И была бы
права.
Осознавать, что самым распутным, самым безнравственным поступком
в своей жизни она обязана демону-инкубу, тому самому, к которому её
необъяснимо влекло с того первого раза, когда увидела его в
открытом мобиле с серебристыми крыльями, на Пятой Эуен-стрит, было
невыносимо.
Хорошо, что она не видела того, что было потом. Потеряла
сознание. А проснулась в своей постели. Заури рассказала, что ее
принес в общежитие оборотень-гризли.
Она считала, что сполна расплатилась с инкубом за помощь Заури.
Она честно исполнила условия кровного контракта.
И вот теперь он смеет заявляться к ее корпусу и чего-то
требовать… угрожать, что иначе расскажет всем о том, что знает…
В это катастрофически не хотелось верить.
И в то же время Мишель понимала, что слова о том, что он демон,
и что сволочизм у них в крови, были произнесены не зря… Во что она
вляпалась? Не хуже ли это участи, что готовили ей джинны?