– Кровная месть – главное в жизни григорианца, – прошептала я на
ухо командора Лиама. – Молодой генерал станет оберегать честь
семьи, не касайтесь в разговоре его родных. Он может вызвать вас на
поединок.
Я перевела дух и отступила на полшага. Теперь я находилась за
спиной своего хозяина.
По углам шлюзовой площадки стоял почетный караул. Второй
заместитель занял место по левую руку командора. Мы ждали первой
встречи старых противников, и воздух искрил от напряжения. Великий
день. Если случится чудо и мирный договор подпишут, он положит
конец Десятилетней войне. Войне, в которой мой народ проиграл и
заплатил дань десятью тысячами рабов. Я одна из них.
Я снова приблизилась к уху Лиама:
– Пожелайте удачи и процветания его супруге. Он не женат. Для
григорианца это равно пожеланию благополучия рода.
Со своего места я видела лицо Лиама полубоком: прямой нос под
козырьком фуражки, массивный подбородок и краешек брови. И сейчас
эта бровь приподнялась.
– Почему не женат?
– Возможно из-за молодости генерала и долгой войны. Точных
сведений нет.
– Назад.
Я отступила, одернув китель. На мне была форма вспомогательных
сил – на военную, как и на личное оружие, я не имела права. Она
была черной, чтобы с первого взгляда понимали кто я. Рядом с белым
парадным мундиром Лиама и синей формой флотских она смотрелась
позорным пятном.
Шлюзовые двери пришли в движение.
Лиам подобрался, солдаты забряцали оружием, один в боковом
коридоре опустился на колено, используя угол в качестве укрытия. В
любой момент были готовы открыть огонь. Война затронула многих, но
к финалу лишь один народ не сложил перед агрессором оружие. Я
считала, что Григ победит, но после оглушительных сражений стороны
пришли к примирению. Соглашение подпишут на равных, как бы Лиам ни
скрипел зубами.
Наконец, массивные створки разъехались. Три фигуры за ними,
плохо видные с залитой светом площадки, направились к нам, и я
поняла, что темнота в глубине шлюза обманчива – за ними стояла
стена бойцов в темной броне.
Григорианцы на голову выше человека и центр тяжести у них смещен
вперед. Если смотреть сбоку, кажется, что они сгорблены,
впечатление усиливали мощная шея и массивный плечевой пояс. Серая
кожа была гладкой везде. Лицо – нечто среднее между человеческим
лицом и звериной мордой. Оно было рельефным, с резко выдвинутым
лбом, под которым пряталась человеческие глаза. Желтые, с черной
каймой вокруг радужки, они больше всего выдавали сходство с
человеком – в них светился разум. Узкий нос с резко очерченными
ноздрями и рот, почти лишенный губ, напротив, были похожи на черты
животного.
Генерал Эс-Тирран шел в центре – худощавый, но выше остальных.
Он припадал на правую ногу – едва заметно, но среди этого народа
принято скрывать травмы. Ранен он тяжело. Исцарапанная темно-серая
броня, похоже, прошла всю войну.
Лиам подал руку первым – на Григе рукопожатия не в ходу.
Эс-Тирран замешкался, но ответил тем же.
– Приветствую, Эс-Тирран, – сказал Лиам. – Желаю процветания
вашей супруге.
Григорианец смотрел мимо, оглядывая присутствующих. Желтые глаза
остановились на мне, ощупали черную форму – он понял, что я
рабыня.
– У меня нет супруги, – он повернулся к Лиаму. – Я принес
клятву.
Голос оказался тихим, вкрадчивым, он влез под кожу и потек в
венах вместо крови. Незаметным движением я согнала с руки
мурашки.
Недолгая заминка и я почувствовала, как злится Лиам – он не
понял слов григорианца, но сообразил, что оплошал. Моей вины не
было – я сама не поняла, о какой клятве речь и почему генералу не
понравилось пожелание.
– Церемония состоится завтра в восемь утра, – отчеканил Лиам.
Ладонь прижалась к бедру, словно он хотел вытереть ее о белоснежные
форменные брюки. Прижалась и застыла. – Будьте моим гостем. Вас
проводят в каюту.
