— Нахлебница! Ты на работу когда выйдешь? — всплыл в голове
голос свекрови, и я болезненно поморщилась.
В отражении на зеркальной панели духового шкафа женщина
прикусила губу. И быстро быстро заморгала. Это я так повела себя,
чтобы отогнать воспоминания о сегодняшнем разговоре с матерью
мужа.
Луиза Захаровна никогда не поймёт, что трое детей и муж, это
больше, чем просто ходить на работу, и если старших я рожала очень
рано, сразу после замужества, то малютку Софи мы родили всего три
года назад, и сейчас дочь была привязана ко мне по рукам и ногам.
Муж усмехался как-то по особенному добро, когда видел, как дочка
просится ко мне на руки, и называл её «маленьким клещиком».
Я перевела растерянный взгляд на столешницу, где уже стояла утка
с яблоками, и напомни себе, что по времени сейчас семья соберётся
ужинать, дёрнулась в сторону, открыла шкаф с посудой и вытащила
тарелки. Медленно расставила посуду по столу, выключила духовой
шкаф, наоборот включила чайник, насыпала заварку в заварник.
Со стороны зала послышался топот маленьких ножек.
Софи бежала ко мне.
— Мамочка, мамочка, — нахмурив бровки, позвала меня дочка, и я,
присев на корточки, потянула к ней руки.
София, взвизгнув, дёрнулась ко мне навстречу и прыгнула в
объятия.
— А правда, что если долго, долго, долго, долго, долго бабушку
злить, то она станет серым волком?
— Кто тебе такую глупость сказал? —Тихо спросила я, поправляя
тёмные кудрявые волосы. Она была похожа на мужа, копия отца, эти
глаза тёмные и волосы тоже тёмные.
— Ди, — выдохнула Софья и прижалась ко мне всем тельцем.
— Ну просто, наверное, Диана сегодня встала не с той ноги, —
заметила я и отпустила дочку. Та задумчиво качнулась с пятки на
носок и покачала головой.
Диана была своеобразной. Средняя дочь. Очень своенравная. Очень
жёсткая в своих желаниях, и это у неё тоже было от папы. У Дмитрия
был не самый простой характер, но за двадцать пять лет брака я
привыкла, и я не представляла, что мужчина может как-то себя иначе
вести. Дима, когда злился, хмурил брови и взгляд бросал такой
острый из-под них, но зато, когда он был счастлив, он смеялся очень
громко.
София побежала в сторону стола, подтянула свой высокий стул и,
посмотрев на меня, мысленно спрашивая, можно ли залезать, топнула
ножкой.
Я покачала головой, не любила когда дочка сама лезла, мне все
время казалось, что она опрокинет этот стул на себя, сама
покалечится, всех напугает.
Да, с третьим ребёнком я была не такой, как с первыми двумя.
Если с Германом со старшим сыном я была подвижной, смешной, очень
активной, с Дианой умиротворённой, то с Софией я стала наседкой, и
именно поэтому меня каждый божий раз пилила свекровь. Даже сегодня
она ведь не собиралась говорить ни о чем другом, кроме того, что
мне надо выйти на работу, но я весь свой брак работала, все свои
декретные
У нас с Димой возможностей масса сейчас была, и я не хотела
лишать себя прелести материнства.
Я хотела прочувствовать на себе, как это когда ты с ребёнком
засыпаешь, с ребёнком просыпаешься, а не выкраиваешь время в
момент, пока малыш спит.
Но свекровь меня даже не слышала.
— Нахлебница, нахлебница, наглая, лицемерная нахлебница,—
выговаривала она мне сегодня, а я, поскольку очень ценила отношения
с родителями мужа никогда не могла позволить себе нахамить или
высказать недовольство. Мне просто было люто, больно от того, что
свекровь так обо мне думала. — Дождёшься, сидишь в своём декрете,
непонятно чем занимаешься. Ещё неизвестно, какие у тебя там дела,
пока Дима на работе вполне может оказаться…
— Мама, прекратите, пожалуйста, — попросила я её перед тем, как
она психанула и кинула трубку, и сейчас этот разговор он как
горечь, стоял где-то на уровне горла.
