Рецепт нас
Меня зовут Айви Патель, и… я до сих пор не верю, что сейчас в моей кровати мирно посапывает Сет Эванс. Вам, наверное, интересно, как мы оказались вместе? В голове сразу всплывают слова из популярного видео: «Как я докатился до жизни такой…».
Но мы не докатились. Мы пронеслись на всех скоростях – через виражи наших ссор, когда в стену летела посуда… И через примирения, когда он рвал с меня одежду быстрее, чем я успевала прошипеть «ненавижу».
Наши отношения – как гоночный трек. Я всегда жму на газ до упора, пока двигатель не взревёт, а он методично просчитывает каждый поворот. Сет называет меня «Шумахер в кружевном», когда я врываюсь в его идеально спланированный день. Я же зову его «Черепахой в Brioni» – если он делает что-то неожиданное, а это выглядит чертовски элегантно.
Он – моя солёная карамель. Когда обжигает – кричу, когда остывает – требую добавки. Вчерашний вечер – тому доказательство. Швырнув мою туфлю в угол с привычным: «Ты невыносима!», он уже через десять минут демонстрировал свои методы воспитания… Ну, вы поняли.
Итак, венчики вверх – мы начинаем!
Глава 1
Десерт: «Миндальные зубки»
Любая приличная кулинарная книга начинается с закусок. А кто сказал, что я приличная? Правила созданы, чтобы их нарушать. Особенно чужие.
Ингредиенты: щепотка детской ненависти (ровно столько, сколько помещалось в моих зубах), одна лопатка французского шарма (спасибо, мама), горсть его «правильных» реплик («Никакого воспитания!»).
Эту фразу семилетний Сет бросил в наш первый «семейный ужин» – если, конечно, можно так назвать тот хаос, где я, двухлетняя обезьянка в кружевном платье, впилась зубами в его брата.
Наши родители познакомились на вечеринках в Челси, но вскоре их тусовки превратились в домашние посиделки: я с Алфи ползала под столом, а Сет сидел на стуле, как маленький лорд, с салфеткой на коленях.
Саму сцену я не помню, но отец, Бернард Патель, обожал рассказывать её на коктейльных вечеринках.
– Моя принцесса кусает его за палец. Тишина. Все смотрят друг на друга. И тут громкий крик: «Уберите этот ужас!» – папа мастерски передразнивал Сета, и гости дружно смеялись.
Так началась наша «неприязнь».
Я ещё не умела толком говорить, но уже прекрасно изучила науку раздражения Сета Эванса: впивалась молочными зубками в его руку; просилась только к нему на ручки; пускала слюни на его идеальные туфли. Все взрослые умилялись: «Ой, смотрите, она его обожает!» А его густые ресницы дёргались, будто крошечные метрономы, отсчитывающие мой уровень невыносимости. Только Сет не считал меня милой.
«Мелкая проблема» – лучший комплимент, какой только могла получить маленькая разрушительница в подгузниках.
Возможно, поэтому, когда я пыталась звать его, у меня получалось что-то среднее между «ми-и-и-ля-я» и «ми-ня-ль». Его отец тогда перевёл мой лепет в слово «миндаль». Гениально! Сет и правда был как тот орех в шоколаде: снаружи безупречный мальчик в пиджаке Brooks Brothers (да, в семь лет), а внутри – твёрдый, с горчинкой.
Вскоре у нас появились официальные титулы:
– У тебя не дочь, а пиранья, – заявлял Дилан Эванс, вытирая с лица брызги шампанского после моих очередных «зубных» выходок.
– Зато ваш сын – ходячий учебник этикета, – парировал мой отец.
Прошло двадцать пять лет. «Учебник этикета» до сих пор пытается меня перевоспитывать. Но теперь, когда его «пиранья» пускает в ход зубки, в его глазах читается уже не раздражение, а жгучее желание «кусай меня дальше»…
В четыре года мы внезапно переехали жить в Биарриц. Официально – бабушке «стало плохо». Неофициально – мама (Одетт Патель, парижанка до кончиков ресниц) заявила, что её коже срочно необходим «морской воздух».