– Я больше не позволю тебе сбежать! Ты только моя!
– Кто тебе это сказал, Гера? – спрашиваю с вызовом.
Я училась справляться со своим страхом. Училась смотреть ему в глаза, и спустя столько времени не собираюсь больше трястись. Хотя паника накатывается ледяными волнами, но это внутри. Я надеюсь, что снаружи продолжаю держать лицо.
– Ты сказала, – рыкает Дикоев делая шаг ко мне.
– Я такого не помню.
– Зато я прекрасно помню! – Герман хватает меня за руку и дёргает на себя.
Хочу закричать, чтобы отпустил. Позвать на помощь, но горло сковывает спазмом когда на террасу выходит Дима, и он не один …
***
Бог любит троицу, говорил ему дед. Но он не понимал значения этих слов до недавнего времени. Когда-то он совершил первую самую страшную ошибку в своей жизни – поверил в ложь. Потом была вторая – когда решил дать осознать произошедшее между ними той, которую, оказывается, никогда не переставал любить. И вот настало время для третьей.
Может первая ошибка была не такой страшной?
– Это что, Цветаева? – Герман, размахивая каким-то конвертом, рычит так, что у меня на столе стаканы подрагивают.
– Понятия не имею! – отвечаю, стараясь держать себя в руках, но злость и страх – страшный коктейль.
– Ты сейчас дуру из себя строишь? – он делает быстрый шаг ко мне, а я замираю.
Этого я так и не смогла преодолеть. Как бы ни работала над собой, но, когда вижу или чувствую опасность, застываю на месте. Гера видит это и сам останавливается в полушаге от меня.
– Боишься? – спрашивает со злостью.
– Ты сделал всё для этого, и уже давно, – шепчу я, заставляя дышать себя ровно.
– И это твоя месть?! – выкрикивает он, а я пугаюсь уже не его, а того, что проснётся Саша.
– Замолчи, – стараюсь говорить уверенно. – Разбудишь Сашу.
– Так вот как зовут мою дочь, – и каждое слово как выстрел.
– Что за бред? – делаю шаг назад и понимаю, что если не найду опоры, то просто упаду.
– Алла, ты сейчас загоняешь себя в ещё большую яму, – Гера всё-таки делает последний разделяющий шаг ко мне и прижимает к стене.
– Отойди, – шепчу, чувствуя, что начинаю задыхаться.
– О нет! Теперь я с тебя не слезу!
Герман обхватывает моё лицо ладонью и разворачивает так, чтобы смотреть мне в глаза. А у меня перед глазами всплывают картины прошлого, как вот точно так же он держал меня, только намного грубее, и наказывал за то, чего я никогда не делала.
– От-тойди, – заикаясь, повторяю я.
Воздуха не хватает. В груди застрял ком, что не даёт сделать полноценный вдох. Не знаю, что Гера видит на моём лице, но его выражение меняется со злого на тревожное. Или мне так только кажется?
– Ал, – хрипит он, поглаживая меня по щеке, а мне не по себе от его ласки. – Господи, да что с тобой?!
– Отойди от меня, – снова прошу его, с трудом выталкивая каждое слово.
– Да мать твою! – Гера бьёт рукой о стену, а я сжимаюсь в комок. – Прости, – тут же произносит он, но я не хочу его извинений.
– Я тебя ещё раз прошу, уходи.
– Да как я уйду?! Как, Алла? Ты скрыла от меня мою дочь!
– Она только моя, – поднимаю на него взгляд. – Только моя!
– А вот этот тест говорит обратное, – Дикоев протягивает мне конверт, на котором написано название областной лаборатории.
– И что? – стараюсь говорить безразлично, но голос дрожит. – Ты женишься, Дикоев. Я не твоего поля ягода. И из-за твоих хотелок я не собираюсь страдать. Тем более подвергать опасности своего ребёнка! – на последних словах я уже стою ровно. Моя девочка всегда придавала мне сил.
– Ты знаешь, что когда говоришь о нашей дочери, то у тебя глаза загораются диким огнём? – вопрос до того неожиданный, что я теряюсь.
А дальше происходит то, что начинает рушить все выстроенные мною стены.
