Со своими страхами лучше всего
бороться в одиночку.
Если собираешься одержать абсолютную
победу над тем, что пугает тебя, не стоит поддаваться заблуждению,
будто присутствие друзей и любимых предаст для этого сил. Страх –
коварное чувство. Ему известны все твои тайные пороки и желания. И
именно поэтому на первых порах его не так уж сложно побороть –
достаточно чуть силы воли и все в порядке.
Но это иллюзия.
На какое-то время ты можешь решить,
что действительно победил, однако потом, в самый неожиданный
момент, твой страх напомнит о себе, ударив жестоко и
исподтишка.
А вот когда ты один на один с собой,
ему некуда деться. В этот момент и начинается настоящее сражение за
власть над собственным разумом, в котором у тебя нет права на
ошибку. Позволишь малейшую слабину и проиграешь. Безвозвратно.
Я не любил проигрывать и потому,
сидя на холодном полу ледяной пещеры, такой глубокой, что даже свет
снаружи сюда не проникал, ждал, когда зверь появится.
Мягкая поступь приближавшегося
животного привлекла внимание. Я оставался спиной к входу, не
шевелясь, ожидая, когда в темноте раздастся басовитый рык хозяйки
пещеры. Мое восприятие было обострено до предела, а вечно
движущиеся Тени создавали вокруг нечто вроде сигнальной паутины,
сообщавшей не только о любых перемещениях хищника, но и о его
настроении. Благодаря Теням, мне не требовалось видеть, что в зубах
самка снежного китха держит только что пойманный трупик скальной
крысы, мне не нужно было слышать, как принюхивается она к запаху
чужака в своем доме, и я знал, какие намеренья это рождает в ее
охотничьем мозгу: «убить, убить, убить…»
Едва уловимый ментальный всплеск
подсказал, что прежняя добыча уже не интересует ее, и трупик
грызуна выпал из окровавленной пасти в утоптанный снег. Самый
опасный зверь здешних мест осторожно водил заостренными ушками, а
затем бесшумно вошел в пещеру.
Я продолжал сидеть без движения,
внешне расслабленный и спокойный.
Любой охотник скажет, что ни при
каких обстоятельствах нельзя поворачиваться к хищнику спиной. Это
может спровоцировать атаку. Я знал это так же хорошо, как и то, что
просто забредать в логово китха, где в колыбельке, сооруженной из
клочков шерсти, мирно посапывали детеныши, равносильно
самоубийству. Но по-другому поступить не мог.
Я должен был уничтожить тот липкий
страх, поселившийся в сердце семь лет назад, когда трое названных
друзей решили повеселиться, оставив меня одного в пещере с
китхами.
Точь-в-точь как сейчас.
Только в ту пору мне едва
исполнилось тринадцать.
Тайна, как мне удалось тогда
спастись, так и не получила разгадки. Но с тех пор почти каждую
ночь я видел один и тот же сон, как десятки кошачьих челюстей
разрывали мое тело на части, а после преспокойно умывались кровью.
За минувшие годы я сумел некоторым образом привыкнуть к кошмарам и
уже практически не обращал на них внимания, но оставлять все как
есть не хотел. С того дня, как вернулся с Боиджии, я вдруг осознал,
что потерял право упиваться глубочайшим из собственных страхов.
Поскольку перестал верить, что те, кто назывался моей семьей,
позволят мне и дальше культивировать его.
Кошка приближалась медленно и
бесшумно, словно воплощенная смерть, при этом продолжая опасливо
шевелить ушами и принюхиваться к стылому воздуху.
Тихонько пискнул котенок, и мать тут
же замерла.
Я не шевелился, сосредоточив
внимание на намереньях самки и все еще пытаясь заставить
собственное сердце колотиться чуточку тише. Если она решит
прыгнуть, мне ни за что не увернуться.
Выждав несколько секунд, самка
продолжила движение, не сводя с моего затылка больших и прекрасно
приспособленных к кромешной темноте глаз. Осторожно обогнув
нежданное препятствие, она старалась по максимуму держать
расстояние. Тени помогали мне улавливать ее беспокойство. Как и для
любой матери, безопасность собственного дитя оставалась для китха
выше собственной. И я знал, что пока она не удостоверится, что с ее
выводком все в порядке, меня трогать не станет.
