Душный аромат дорогого табака, трюфелей и едва уловимой угрозы висел в запертом банкетном зале ресторана «Золотой Петух». Зеркальные стены отражали излишество: хрустальные люстры, столешницу из черного мрамора, ломящуюся от икры и водки, и напряженные лица мужчин в дорогих, но не скрывающих силуэты пистолетов костюмах.
Алиса сидела напротив Марата, главы конкурирующей группировки, делившей с ними город. Ему под пятьдесят, лицо в морщинах от подозрительности, толстые пальцы с золотыми перстнями барабанили по мрамору. Его люди, двое здоровяков с каменными лицами, стояли за спиной, как горы в плохо сшитых пиджаках.
Глубокий вдох. Алиса откинула прядь длинных светлых волос, оголив шею и подчеркнув глубокий вырез черного облегающего платья. Ее кукольное лицо с огромными зелеными глазами и пухлыми губами было спокойно, как озеро в безветрие. Именно это лицо чаще всего и вводило в заблуждение. Смотрят на куклу, ждут писка. Ошибаются.
– Марат Ильич, – ее голос был низким, бархатистым, как дорогой коньяк, но с ледяной ноткой. – Мы топчемся на месте. Торговая точка на Садовой. Ваши люди трижды за месяц «налетели» на наших сборщиков. Это не раздел, это провокация. Или глупость. Вам что-то не хватает?
Марат фыркнул, отхлебнул водки.
– Не хватает уважения, Алиса Николаевна. Ваш Глеб слишком молодо-зелено командует. Думает, папина тень его прикроет? Виктор бы так не позволил…
Папина тень. Упоминание старого босса, Виктора, кольнуло где-то внутри. Но Алиса не дрогнула. Она видела – зрачки Марата чуть сузились при имени Глеба. Презрение? Страх?
Флэшбэк (Алисе 5 лет)
Душная комната, пахнет пылью и дешевым табаком. Николай, ее отец, помощник Виктора, сидит напротив нее на корточках. Его лицо усталое, но глаза внимательные.
– Смотри, зайка, – он указывает на мужика в мятом пиджаке, нервно курящего у окна. – Видишь, как он рукой воротник теребит? Шея потеет. Это страх. Страх пахнет потом, кислым и противным.
Потом он подводит ее к окну, где у дорогой иномарки стоит другой человек, в золоте, размахивает руками, что-то громко доказывает водителю.
– А этот? Видишь, как он голову задирает, будто нюхает воздух? Но сам брызгается духами, чтоб перебить. Это алчность, доча. Алчность пахнет дорогим парфюмом, но сквозь него все равно просачивается жадность. Запоминай. Маленькие жесты говорят громче криков.
Алиса, серьезно кивая, смотрела большими глазами, впитывая каждое слово.
Настоящее
Алчность. Он пахнул дорогим одеколоном, но под ним – пот. И еще что-то… жадность до власти? До признания? Марат хотел доказать, что он сильнее Глеба. Что он – новый Виктор.
Алиса медленно потянулась за бокалом с минеральной водой. Движение было плавным, подчеркнуто женственным, обнажающим тонкую линию руки и глубокий вырез. Она заметила, как взгляд одного из охранников Марата на долю секунды скользнул вниз, к ее груди. Отвлечение. Слабость.
– Виктор Петрович, – Алиса сделала ударение на отчестве, подчеркивая статус, – Научил Глеба многому. В том числе – ценить стабильность. А ваши выходки, Марат Ильич, стабильность рушат.
Она поставила бокал. Звон хрусталя прозвучал неестественно громко в напряженной тишине. – Вы хотите войны? Прямо сейчас? Потому что следующий выпад ваших людей на Садовой – и Глеб воспримет это как объявление войны. А вы к ней готовы?– она наклонилась чуть вперед, ее зеленые глаза безжалостно впились в Марата. – Готовы ли вы к тому, что принесет война? Кровь на вашем новом ковре в кабинете? Пожар в вашем любимом ночном клубе? Исчезновение вашего сына из престижного университета в Швейцарии?
Она произнесла это тихо, почти ласково, но каждое слово било как молот. Марат побледнел. Его пальцы перестали барабанить. Капелька пота выступила на виске, пробиваясь сквозь слой дорогого парфюма. Страх. Чистый, животный страх. Она учуяла его запах – тот самый, кислый и противный, о котором говорил отец. Его охранники напряглись, но в их глазах промелькнула неуверенность. Они почувствовали слабину своего босса.
