Смена закончилась с полчаса назад, а Фёдор всё ещё сидел за
своим столом и дописывал истории болезни. Домой идти не хотелось,
но надо — дочь ждёт. По крайней мере, он очень на это надеялся,
потому и жизнь свою построил так, как построил. Менять что-то в
ближайшее время он не собирался. Хотя, если посмотреть со стороны,
то Фёдор Сергеевич Рябина, акушер-гинеколог, был вполне себе
счастливым среднестатистическим индивидуумом. Мысли об индивидууме
— точнее, о том, что он сам себя так назвал, — вызвали улыбку.
«Переработал ты, Феденька! Домой пора и спать, всё-таки с суток в
рабочий день нырнул. Давай-ка, дружок, поднимай свой задок да вали
отсюда», — обратился он сам к себе и мысленно усмехнулся над тем,
что беседы с собственным «Я» — это прерогатива коллег психиатров. А
потому, поставив точку в последнем предложении, с удовлетворением
закрыл историю, затем вышел в коридор и сгрузил все бумаги на стол
дежурной сестры.
— Опять вы, Фёдор Сергеевич, от руки истории писали! —
возмутилась она. — Вот кто теперь ваши каракули разбирать будет?
Нет чтоб как все — в компьютере текст набрать, распечатать и
аккуратненько вклеить, — ворчала она совершенно беззлобно и
улыбалась во все тридцать два зуба, не забывая при этом строить
глазки.
— Дорогая моя Инночка Петровна, — в тон ей ответил Фёдор, — вас
в медучилище столько лет учили разбирать изыски врачебных почерков,
а вы всё недовольны. Вам именно за это, между прочим, зарплату
платят, а вы жалуетесь и жалуетесь.
Он легонько стукнул Инну по носу пальцем, взял у вовремя
подвернувшейся кастелянши чистое полотенце и отправился в душ с
твёрдым намерением после уйти домой. Но, увы, судьба злодейка
оказалась не на его стороне.
В душевую постучали.
— Занято, — ответил Фёдор, продолжая мыться.
Но стук не прекращался. Пришлось выключить воду и, обмотавшись
полотенцем, открыть дверь. Перед ним стояла врач из отделения
физиологии. Она была из новеньких, и Фёдор знал её совсем плохо, им
даже дежурить вместе не приходилось. Молодая, симпатичная, но
ужасно расстроенная.
— Фёдор Сергеевич, выручайте, Христом Богом прошу!
— Мысль интересная, Татьяна Евгеньевна, но не новая. Рабочий
день у меня закончился более часа назад.
— Фёдор Сергеевич, ну пожалуйста! Вы же не хотите повесить
лишнюю смертность на совесть нашего роддома?
Она старательно хлопала глазами, то ли заигрывая, то ли пытаясь
вызывать сочувствие, и действовала единственным доступным ей
методом: давила на жалость посредством показателей отчётности,
совершенно забывая, что за ними стоят жизни. Но убогостью своих
мыслительных процессов и полным непрофессионализмом вызывала лишь
раздражение.
— Кого вы угробили? — не церемонясь спросил Фёдор.
Татьяна Евгеньевна вскинулась, явно собираясь возмутиться на
столь грубое обвинение. По её лицу прошла судорога, но она взяла
себя в руки и затараторила:
— Воды отошли более десяти часов назад, плод в косом положении,
я думала, стимульну — и развернётся, а он застрял…
Она развела руками, опустила глаза в пол, стоя перед
полуобнажённым Фёдором с видом побитой собаки.
— Как давно начали стимуляцию? — спросил он.
— Часов восемь назад.
— А проконсультироваться раньше никак нельзя было?! Раскрытие
полное?
— Да, с этим всё в порядке. Понимаете, она договаривалась
заранее, поступила в мою смену, я и предположить не могла…
— За что деньги берёте, если работать не умеете? — гаркнул
Фёдор. — Идите к роженице, я оденусь.
«Вот и пришёл домой пораньше…» — подумал он. Опять застанет
Алиску спящей — ни поиграть с дочкой, ни поговорить. Плохой он
отец. Лариска, правда, тоже мать не очень, но всё лучше, чем
он.
В родзал Фёдор вошёл уже собранный и готовый к любому развитию
событий, оставив за дверями все лишние мысли и сосредоточившись на
происходящем.
