В ординаторскую вбежала взъерошенная Ольга, новый ординатор в
хирургии.
— Что я вам сейчас расскажу! Представляете, сижу у
Борисова, он читает мою статью, делает кучу замечаний. Тут заходит
Корецкая и так просто говорит: «А, ты занят, зайду потом». Борисов
вскакивает с места, кричит: «Люба, не уходи», подбегает к ней. Если
бы вы видели, как он ее обнял! Бандерас отдыхает, и самое
интересное, что наш синий чулок прильнула к нему, запустила пальцы
в волосы и так сексуально ответила на поцелуй! Он ей что-то шепнул,
она ответила «Да» одними ресницами. А Борисов ей и говорит: «Я
сниму номер в отеле прямо сейчас, ты свободна?», а она отвечает:
«Дела подождут», и ушла. Он действительно снял люкс в гостинице,
закончил с моей статьей и ушел. Нет, вы представляете, она его
любовница!
— Ну, почему сразу любовница? Дома дети, они хотят побыть
одни, что в этом такого? — спросил Валера Корецкий.
— Валера, я не знаю, кто ты Корецкой, но фамилия у вас
одна. Не надо ее защищать.
— Я никого не защищаю, просто я не вижу криминала в том,
что родители решили заняться сексом в гостинице. Когда у тебя будут
дети, ты поймешь, что спрятаться негде. А они нормальные люди.
Кстати, после того, как я за ними подглядывал, ни одна женщина мне
не нравится, потому что такую, как мама, я не встретил.
— Подожди, ты хочешь сказать, что она его жена?
— Последние двадцать шесть лет.
— Валера, ты подглядывал за родителями? Совести у тебя нет.
Надо рассказать отцу, а то у него еще двое мальчишек. Тоже, небось,
интересуются. Они что, спальню не закрывают? — сказал
нейрохирург дядя Коля.
— Закрывают, но, дядя Коля, в спальню у них два входа: один
из коридора, другой из кабинета отца. Дверь из кабинета как раз
напротив кровати. В кабинет нам вход воспрещен, поэтому дверь туда
папа на ключ не закрывает. Я лет в четырнадцать пробрался в кабинет
и ждал, пока лягут. Потом все видел. Потом заснуть не мог. Бандерас
и правда отдыхает. Я на них смотрел и понял, что такое любовь. А
мама никогда синим чулком не была. И внешне она ничуть не хуже
отца. Не знаю, почему все им восторгаются, а ее не замечают.
— Валера, я хочу сказать, что красоту твоей матери увидел
первым твой отец. Я познакомился с ней после их регистрации. Он
почему-то ее никому не показывал и с нами не знакомил. Первое
впечатление — шок. Невероятно худая, талия — двумя
пальцами обхватить можно. Цыпленок. И это, не забывай, четыре
месяца беременности, а что было до? Я ее увидел — сдурел.
Сашка невероятный красавец, это даже мужики понимали. А тут она.
Ну, думаю, связался с несовершеннолетней, вот результат. Потом за
столом сидим, стал я к ней присматриваться. Ловлю себя на мысли,
что глаз от нее отвести не могу. Волосы черные, вьющиеся, до талии,
по плечам волнами рассыпаны, шея длинная, чувственная. Лицо
правильное, кожа мраморная, немного бледная, а глаза! Я понимаю,
что это омут, и Сашку оттуда уже не вытянуть. Он на меня уже с
подозрением поглядывает и говорит: «Пойдем на балкон, поговорим».
Ну, я пошел. «Ну и что ты на нее смотришь? Хороша?» — «Саша, я
сначала не понял, а теперь вижу — чудо как хороша. Как ты ее
разглядел?» — «А ты поговори с ней, поймешь. Она хирургом
будет, тебе с ней работать. Ты за ней приглядывай, а то ваши мужики
тоже разглядят, что хороша». Вот так, Валерка. Это теперь она
гранд-дама, а тогда ей только восемнадцать стукнуло.
— Николай Семенович, так Корецкая правда его жена?
— Что, девки, завидно? Да, жена, она ему четверых родила. Я
всю жизнь мечтал о такой жене.
— Дядя Коля, а ваша жена хуже что ли? — искренне
удивился Валера.
— Нет, не хуже, она другая, простая, земная женщина. Такой,
как Люба, больше нет. Я и посмотрел на свою Татьяну только потому,
что она с Любой дружила. А Новый год мы тогда все вместе встречали,
через три дня после регистрации. Готовила Люба. Я отойти от стола
не мог. А какой был Новый год, как она на рояле играла...
