По количеству ругательств, доносившихся с дороги, Варя поняла,
что пора вылезать из машины. Пришлось, однако, приложить немало
усилий, чтобы открыть дверь и поставить обе ноги в
свежеутрамбованный снег. И затем ещё пропустить мимо ушей начало
фразы и услышать только:
— ... вылезла наконец!
Варя оторвала взгляд от своих светлых валенок и задержала на миг
на облепленном грязью диске переднего колеса и крыле, окантованном
коричневым снегом, точно коктейльный стакан сахаром. Только потом
она посмотрела на Костю, который стоял за машиной, широко расставив
ноги и дуя на красные пальцы. Его синие глаза стали свинцовыми, а
каштановые волосы редкими сосульками прилипли к вспотевшему лбу.
Куртка распласталась на крыше машины, а рядом с задним колесом
валялась лопата и сломанный корешок. Варя схватилась за
отворот связанной мамой шапки и натянула по самые брови, будто
могла спрятаться от страшного взгляда.
— Давай, спроси, что мы теперь будем делать? А… — Костя стиснул
зубы, глотая следующее слово. — ... его знает.
Варя тяжело вздохнула, сунулась обратно в машину, чтобы взять
свои перчатки, и прошествовала к парню, который продолжал нервно
сжимать и разжимать пальцы, что, похоже, давалось ему с большим
трудом.
— Поздно.
Он не взял перчаток и молча направился к сугробам, которые
тянулись вдоль обочины насколько хватало глаз. Они доходили ему
чуть ли не до пояса, потому Костя остановился, ища глазами брешь в
снежной стене, и, не найдя, занёс ногу и, тут же
провалившись по колено, выдал очередную порцию русской брани. Затем
кое-как выпрыгивая из снежных пучин, Костя двинулся в
лес.
— Ты куда? — крикнула Варя, но ответа не дождалась.
Она смогла обойти машину лишь на три четверти, потому что левая
сторона багажника закопалась в снег. Тишина за спиной хрустела,
свистела и материлась. Наконец Костя вернулся с охапкой еловых
веток и так посмотрел на Варю, что та поспешила ретироваться на
пассажирское сиденье, даже не стряхнув с валенок снег. Через
лобовое стекло она видела, как парень подкладывает под колёса
ветки, но решила от греха подальше не предлагать помощь.
— Садись за руль! — приказал Костя, распахнув дверь, и
почти что вытащил девушку на улицу. — Только газуй плавнее. А я
постараюсь подтолкнуть машину.
Варя захлопнула пассажирскую дверь, обошла машину и села на
водительское сиденье. Ключ повернулся, педаль нажалась, колеса с
шумом закрутились, ветки захрустели, Костя завыл от натуги, но
машина не двинулась с места. И так раз пять. Тогда Костя
забарабанил кулаками по капоту, и Варя испугалась, что железо
съёмной машины не выдержит его злости. Она вновь с трудом открыла
дверь и, вылезая, чуть не свалилась в сугроб.
— Слушай, это чужая машина! Успокойся! И… Ты мог бы материться
поменьше? — сказала она, отряхивая куртку.
Костя взглянул на неё, как на врага, и Варя вновь заставила себя
пропустить мимо ушей начало фразы:
— … я должен стихи Пушкина тебе читать!
Костя открыл дверь, плюхнулся на пассажирское сиденье, закатал
лыжные штаны до колен и стал стряхивать комочки снега с по-зимнему
бледной кожи с редкой тёмной порослью. Затем принялся
расшнуровывать высокие ботинки. Только пальцы не гнулись, и шнурки
с трудом покидали петли. Варя подалась вперёд, чтобы
предложить помощь, но, наткнувшись на стальной взгляд, опустила
руки по швам и продолжила стоять в отдалении. Костя стянул
насквозь мокрые носки и швырнул на заднее сиденье. Пальцы ног тоже
шевелились с трудом. С вытащенного из ботинка войлока посыпался
снег.
— Ну чё стоишь? Может, достанешь сухие носки?
— Багажник не открыть… — начала Варя и вновь услышала в свой
адрес брань.
— Через заднее сиденье залезь, дура!
