Франсуаза расположилась на низеньком пуфике перед туалетным
столиком, с нетерпением ожидая, пока Изабо закончит колдовать над
ее прической. Молодая женщина то барабанила пальцами по мраморной
столешнице, то вдруг начинала перебирать украшения в тяжелом резном
ларце, нервно надевая на тонкие пальцы изящные кольца и тут же
снимая их, прикладывала к мочкам ушей изумительной работы серьги, а
к белоснежной груди — роскошные колье. Было очевидно, что ее совсем
не интересует то, что она видит в зеркале, скорее, она желала
отвлечься от тягостных мыслей, владеющих ею. Наконец, раздраженно
захлопнув крышку шкатулки, Франсуаза произнесла:
— Изабо, мессир граф у себя?
— Нет, мадам, его светлость изволили отбыть еще рано утром, —
голос горничной звучал ровно, но графине послышалась в нем скрытая
издевка.
— Он просил что-то передать мне? — она изо всех сил сжала
подвернувшийся ей под руку черепаховый гребень, борясь с желанием
запустить им в гладкую поверхность зеркала, в отражении которого
видела невозмутимое лицо Изабо. О, как она ненавидела эту дылду,
которую муж приставил к ней, словно соглядатая!
— Нет, госпожа графиня, — «как и всегда», словно насмехаясь,
крутилось в голове у Франсуазы окончание этой фразы.
— Ты закончила? — она аккуратно отложила гребень в сторону.
Только бы суметь сдержаться, только бы не закричать и не отхлестать
дуреху по щекам…
— Да, ваша светлость, — Изабо отступила на шаг назад и застыла,
сложив перед собой руки. На ее лице невозможно было прочесть
никаких эмоций, она молча стояла, ожидая дальнейших
распоряжений.
— Позови девушек, пусть они помогут мне одеться. А ты можешь
быть свободна.
— Как будет угодно госпоже, — горничная слегка склонила голову и
скрылась за дверью.
— Дрянь, — прошипела ей вслед Франсуаза. — Вот бы ты грохнулась
с лестницы и сломала себе шею, чертова гугенотка.
В комнату, словно дуновение легкого ветерка, впорхнули две
хорошенькие девушки-камеристки, которых молодая графиня наняла
сразу же по приезде в Париж.
— Ваша светлость, вы сегодня ослепительны! — прощебетала одна, а
другая восхищенно прижала руки к груди. Франсуаза милостиво им
улыбнулась. Приятное разнообразие после постного лица Изабо.
На кровати лежало приготовленное горничной платье из гладкого
итальянского атласа светло-зеленого цвета с легким бело-розовым
узором в виде пышных цветочных букетов, с пеной белоснежных кружев
на рукавах и вышитым золотом и драгоценными камнями корсажем. По
подолу тоже шла вышивка, к которой добавлялись маленькие
жемчужинки, создающие изящный рисунок и придающие наряду некую
воздушность. Платье было восхитительным, но совсем не нравилось
Франсуазе. Муж в который раз проявил свое пренебрежение к ней,
заказав гардероб, совершенно не согласуясь с ее желаниями. Вместе с
тем, она не могла упрекнуть супруга в отсутствии вкуса, зная, что
будет выглядеть в этом наряде обворожительно. Ее захлестнуло
раздражение: как же изысканно Люк дал ей понять, сколь мало для
него значит ее мнение, и что доставить ей удовольствие не входило в
его планы, а скорее наоборот, в его поступке сквозило откровенное
неуважение к ней.
Когда же это произошло? Отчего так вышло, что теперь они с мужем
стали чужими людьми, словно не было того счастливого времени, когда
Франсуаза была для него королевой, Прекрасной дамой, когда он
предугадывал каждое ее желание, исполнял любой каприз, убеждая в
своей неизменной преданности?
Пока девушки осторожно надевали на нее роскошное платье,
Франсуаза вспоминала тот вечер, когда узнала, что Люк собирается
уехать в столицу.
***
Это случилось вскоре после визита его величества Людовика XIV в
Тулузу, когда молодой король гостил у них в замке, который Люк,
подражая традициям аквитанских трубадуров, чьей культурой безмерно
восхищался, прозвал отелем la gaya scienza*. Монарх оказывал
Франсуазе весьма красноречивые знаки внимания, восторгаясь ее
красотой, грацией, остроумием, утонченными манерами и выражая
настойчивое желание в самом ближайшем времени увидеть их с супругом
при дворе. Вслед за сюзереном неоспоримые достоинства юной графини
начали превозносить и остальные члены его свиты, заставив голову
Франсуазы слегка кружиться от столь явно демонстрируемого ей
поклонения.
