Сквозь пелену сна, словно острие ножа, пробивался назойливый, раздражающий звук будильника, надрывавшегося из последних сил. Он резал тишину, словно хотел разорвать саму ткань утра. Глаза Сэма приоткрылись, и сквозь узкие щелки век в них хлынул яркий солнечный свет, лившийся из окна. Он поморщился, перевернулся на диване, будто вампир, боящийся света, и натянул тонкое одеяло на голову, пытаясь укрыться от этого беспощадного сияния. Рука медленно поползла к тумбочке за спиной, пальцы нащупывали холодный пластик будильника. Голова гудела, и звук казался невыносимым, словно кто-то бил молотком по вискам.
– Да хватит уже, – пробормотал он, наконец нащупав кнопку. Голос был хриплым, полным раздражения.
Будильник умолк, и в комнате наступила долгожданная тишина. Словно весь мир на мгновение замер, затаив дыхание. Конечно, это была иллюзия. За окном уже гудел проснувшийся Нью-Йорк – город, который никогда не спал. Шум машин, далекие гудки, обрывки голосов прохожих проникали сквозь тонкие стены, напоминая, что жизнь там, снаружи, кипит, не обращая внимания на его усталость.
Сэм лежал еще минуту, глядя в потолок, где по углам змеились трещины. Квартира была маленькой, тесной, пропахшей пылью и застарелым одиночеством. На полу валялись смятые счета, пара пустых бутылок из-под пива, а журнальный столик был завален коробками из-под доставки пиццы. Когда-то он мечтал о просторном лофте с видом на Манхэттен, но реальность оказалась куда прозаичнее. Этот диван, продавленный и скрипящий, стал его убежищем – и тюрьмой.
Тяжело вздохнув, он заставил себя подняться. Тело двигалось медленно, словно принадлежало старику, а не тридцатилетнему мужчине. Каждый шаг отдавался легкой болью в суставах, напоминанием о бессонных ночах и литрах кофе, которыми он пытался заглушить усталость. Подойдя к окну, он прищурился от солнца, заливавшего комнату. Шторы – когда-то белые, а теперь пожелтевшие от времени – едва справлялись со своей задачей. Он потянул их, чтобы закрыть поплотнее, но замер, глядя в узкую щель.
Улица внизу бурлила. Прохожие сновали, словно муравьи, каждый спешил по своим делам: кто-то опаздывал, кто-то кричал в телефон, кто-то тащил тяжелые сумки. Машины гудели, застревая в пробке, водители перекрикивались, и весь этот хаос казался Сэму нелепой, пустой возней. «Странное чувство, – подумал он, – наблюдать за течением жизни со стороны, будто выглядываешь из-за кулис театральной сцены. Все играют свои роли, а ты – лишний актер, которого забыли позвать».
– Пф, – фыркнул он, дернув штору. Комната погрузилась в полумрак, и стало чуть легче дышать.
Времени до работы оставалось достаточно. Он всегда вставал заранее, чтобы не торопиться. Офис находился в пятнадцати минутах ходьбы, и эта близость была единственным плюсом его жизни. Сэм прошел через гостиную, наступив на хрустящую обертку от фастфуда, и остановился у полки, где стояла старая фотография. На ней он, молодой и улыбающийся, обнимал Скарлет на пляже. Ее белокурые волосы развевались на ветру, а он смотрел на нее так, будто весь мир принадлежал им. Теперь стекло покрылось пылью, и лица казались призраками прошлого. «Когда все пошло не так?» – подумал он, но тут же отмахнулся от воспоминаний. Скарлет ушла, и думать о ней было больно, как трогать открытую рану.
Он направился в ванную, включив холодную воду. После сна в квартире было душно, словно воздух застоялся, пропитанный его собственным отчаянием. Набрав в ладони воды, он плеснул ею в лицо, надеясь взбодриться. Холод обжег кожу, и он поднял голову, встретив свое отражение в треснутом зеркале. На мгновение он замер. Лицо в отражении было чужим: мешки под глазами, щетина, морщины, которых раньше не было, и взгляд – пустой, потухший. Он выглядел старше своих лет, будто время ускорилось, пожирая его молодость.
