Дан смотрел на маленькую блондинистую куколку прямо перед собой
и думал, что никогда в своей жизни ничего прекраснее не видел. Хотя
многое ли он видел в своей жизни. Определенно нет. Кровь, боль,
страдание. Потом ушел на гражданку, но так и не смог
приспособиться. Все-таки мирная жизнь похоже это не для него.
Сложно испытывать эмоции, когда сердце твое уже умерло. Осталось
там, на полях сражений, с теми кто погибал, с товарищами, братьями.
Странно, что оно все еще бьется. Лично Дан его совершенно не
чувствовал. Как говорится, не колется. Не зря его прозвали
киборгом. Бессердечной, бесчувственной машиной.
Девушка похожая на изящную фарфоровую статуэтку с такого же
цвета белоснежной кожей и очень тонкими стройными линиями стояла
рядом. Казалось, протяни руку и коснешься. Но он конечно же этого
не делал. Ее хрупкость завораживала и в то же время пугала. До
этого Дан не думал, что подобные создания существуют.
В маленькой куколке чувствовалась внутренняя слабость. Ее
хотелось закрыть собственным телом, оберегать и заботиться. Хотя,
как только девушка открыла рот, то картинка сразу переменилась. У
нежного беззащитного создания оказался примерзкий характер.
- Что за безродная дворняжка! Получше кого нельзя было
найти?
Мелодичный голосок ласкает слух и Дан снова выпадает из
реальности. Ненадолго. Все же армейская выправка берет свое.
- Лейла, дочь, остынь. Прояви уважение. С этой минуты Данила -
твой личный охранник.
- Отец! Ты шутишь! Вот оно, - девушка тычет в безмолвную фигуру
тонким пальчиком с изящным маникюром. - Да с ним же ни на одну
приличную вечеринку не пустят. Ты только на обувь его глянь?
Обувь и правда примечательная. Тяжелые армейские ботинки. В
таких на плацу маршировать самое то. А не по модным вечеринкам
скакать.
Девушка еще раз смеряет фигуру презрительным взглядом. Борода
еще эта. Она терпеть не может мужчин с бородой. Ладно там аккуратно
выбритая в барбершопе в соответствии с последними тенденциями моды.
Это еще куда не шло. Но не такая. Явно запущенная. Он за ней вообще
ухаживает.
Заглядывает в глаза и замирает. В стеклянных выцветших омутах
нет жизни. Только смерть, только боль, только страдание. Через что
он прошел, если в свои годы имеет взгляд уставшего от жизни
старикана. Шутить больше не хочется. Она резко отворачивается и не
замечает, как у мужчины расширяется зрачок и глаза словно оживают,
начинают играть новыми красками и наполняются сиянием.
- Ладно, папа, - машет она рукой. - Пускай будет этот.
Раз других вариантов пока нет.
Неприятное чувство грызет изнутри. Совесть? Нет. Вряд ли.
Совести у Лейлы отродясь не водилось. Единственная горячо любимая
дочь богатого бизнесмена она с детства купалась в роскоши, любви и
внимании. Все ее желания выполнялись по щелчку. Поэтому в совести
как ограничителе надобность отпадала. Даже если она у нее когда-то
и была, то давно атрофировалась, засохла и отвалилась еще в
зачатке. Красивым, богатым девочкам подобный головняк в виде
проснувшейся совести без надобности.
- Пошли, - кивает она мрачной фигуре и старается больше не
пересекаться с ним взглядом.
Мужчина пугает. Хоть и признаваться в этом позорно даже самой
себе. Чего ей боятся какого-то телохранителя? Он здесь, чтобы
обеспечить ее безопасность, а не наоборот.
Новая охрана раздражала. Он таскался за ней всюду. Благо хоть в
туалет не заходил. А вот возле примерочных ошивался за милую душу.
Отпугивая персонал, да и обычных покупателей тоже. К ней больше
никто не подходил знакомиться, как бывало раньше, и это тоже дико
раздражало. Лейла любила внимание и без него вяла как цветок без
воды и света. Самолюбование, нарциссизм, зависимость от мнения
окружающих - такие пометки сделал бы психолог в своем блокнотике,
если бы девушка пришла к нему на прием.
