Сердце вдребезги. Почему она?

– Мамочка, а почему вы плачете? Сегодня такой счастливый день, скоро придёт папочка и заберёт вас с сыночком домой.

Спеленав сына, медсестра повязывает сверху синий бант и передаёт ребёнка мне. А у меня руки дрожат, по щекам катятся слёзы. В кулаке зажата записка от любимого мужа: "Я люблю другую. Если сможешь, прости".

Папочка не придёт, и из роддома я буду добираться домой одна на такси.

Проглотив подступивший к горлу ком, я смотрю на новорождённого малыша и глотаю очередную порцию горьких слёз. Сыночек крепко спит. Его чёрные, пушистые реснички немного подрагивают во сне, кажется, что ему снится что-то очень хорошее.

Я касаюсь пальцем пухлой щёчки и насилу улыбаюсь, чтоб медсестра ничего не поняла.

– Где ваша сумка? Я помогу отнести в вестибюль, – спрашивает медсестра, и я киваю в сторону тумбочки.

Всё происходит как в тумане. В палату входит ещё одна женщина, одетая в белый халат. Забирает у меня малыша, и мы втроём спускаемся по лестнице на первый этаж, где в вестибюле нас с сыночком уже все ждут.

Знакомые лица. Широкие улыбки. Голубые шарики. И цветы.

Мне должно быть радостно, ведь это один из самых счастливых дней в моей жизни.

Но мне нерадостно! Мне хочется выть от нестерпимой боли, что душу рвёт в клочья, как безжалостный дикий зверь. Отец малыша, мой законный муж, просто разбил мне сердце вдребезги. Ушёл к другой женщине, которую любит.

– Поздравляем! Поздравляем! – хором кричат собравшиеся в просторном вестибюле родственники.

Папа оказывается рядом, с широкой улыбкой во все тридцать два берёт на руки внука и склоняется над ним. Мне вручают цветы – так много, что едва удаётся обхватить их обеими руками.

Мама подходит со спины и тихо на ухо говорит, что всё знает.

Обернувшись, смотрю на свою маму стеклянными от слёз глазами.

– Ничего, не плачь! Мы всё переживём. У тебя есть семья, ты не одинока, – улыбается мама, желая меня подбодрить.

Я же просто киваю в ответ, не зная, что сказать. Да и что тут говорить? Мои родители обо всём знают!

Господи… Какой позор!

На улице, возле здания роддома, фотограф выстраивает нас всех в ряд, чтобы запечатлеть на память совместное фото. Я с трудом улыбаюсь, чувствуя, как дрожь сковывает тело.

Наконец-то всё заканчивается, мы рассаживаемся по машинам и едем домой.

Я с опаской посматриваю на маму. А в голове настоящий водоворот мыслей.

Страх. Обида. Паника.

Как жить дальше?

Как собрать себя по крупицам и радоваться долгожданному материнству?

Мама поглаживает мою руку, молча целует в висок. Склонившись над малышом, рассматривает черты его лица и улыбается.

– Сыночек на тебя похож, Агата. Носик-курносик и губки пухлые в форме бантика, точь-в-точь как у тебя, – приговаривает мама.

– Угу, – бормочу еле слышно.

Замечаю, как папа наблюдает за нами через зеркало на лобовом стекле. И ловлю себя на мысли, что мне очень стыдно перед родителями. Они так старались: сыграли свадьбу, потратились на шикарный ремонт в квартире, которую нам с мужем подарил его старший брат.

И что теперь? Всё рухнуло в одночасье, разлетелось, как карточный домик.

***

Я до последнего надеюсь, что родители привезут меня к себе домой. Но когда вижу, куда сворачивает машина отца, теряю всякую надежду.

Можно было бы их попросить об этом. Сказать, что я не хочу да и не могу жить в квартире одна, но совесть не позволяет. Родители у меня молодые, у них своя личная жизнь. А я ведь уже давно взрослая, должна сама справляться со своими проблемами, как мне кажется.

Припарковавшись возле подъезда, папа первым выходит на улицу, чтобы через мгновение забрать внука и с гордым выражением лица двинуться вперёд.

Мама помогает мне покинуть салон. Я иду на полусогнутых, швы после эпизиотомии болят ещё сильнее, чем утром, как мне кажется.