- Все вы, являетесь социальными
иждивенцами, а, следовательно, согласно Декрету №3 от 2 апреля
прошлого года – преступники…
Но это позже. А пока - весна. Она
хороша, даже если видна через маленькое окошко с закруглёнными
углами старого проржавевшего кунга. Машина везла и везла нас по
разухабистой дороге навстречу неизвестности. В кунге нас было
двенадцать бедолаг, отловленных по вокзалам, заброшенным стройкам
да аварийным домам. Скамейки для сидения были узкие и мы, то и дело
соскальзывали, бились друг о друга и о жестяные стенки, матерились
в полголоса или шипели от боли. Трещала, а кое-где и рвалась
одежда, с сухим стуком сталкивались лбы. Ревел двигатель. В
маленьком окошке двери мелькал и мелькал бесконечный проселок и
сопровождающий нас УАЗик с конвоирами.
- Эй, водила, растудыть твою в укроп!
Не дрова везёшь!
Не дрова. Их бы он и то поберёг. А
нас чего жалеть?
Скрип тормозов, резкая остановка, и
мы опять повалились друг на друга.
- Слезай с меня, лишенец!
- На себя посмотри…
И тут, как ядерная вспышка, солнце
ворвалось через распахнувшуюся дверь, и стало уже не до разговоров.
Глазам больно, а барабанные перепонки рвал крик:
- На выход, уроды!
Что там – снаружи? Ослеплённые и
оглохшие, короткими шажками мы пошли к выходу. Я невидяще уцепился
за впереди идущего. Попытался спрятаться от света за его спиной.
Тот не оборачиваясь, двинул мне локтем:
- Отвянь!
- Живее, доходяги, живее выходим, -
это нам снаружи.
Впереди идущий рванулся куда-то
вперёд и исчез. Снова солнце прямо в глаза.
Щурясь, я прыгнул в сияющую пустоту.
Там вообще земля есть? Бетонный плац больно ударил по пяткам. Где
я? Как смог осмотрелся.
Асфальт. Небольшое КПП. Вышка с
прожектором, на ней солдат с автоматом на плече. Дальше длинное
здание, похожее на казарму, квадрат плаца. Еще далее что-то вроде
гаражных боксов… Воинская часть, не иначе… Мои собратья по
несчастью столпились рядом и тоже, щурясь, зыркали по сторонам.
Три офицера, как три богатыря,
выросли перед нами, как из-под земли. Майор и два лейтенанта.
- А ну – построиться!
Команда хлестнула по нам, будто
плеть, и мы встали в кривую шеренгу лицом к говорившему. А тот,
невысокий, худощавый, с погонами майора, поправил фуражку на
голове, разгладил усы под длинным носом и заревел то, с чего я
начал рассказ: что, мол, Родина нас кормила, учила, лечила. В
надежде, что мы, в свою очередь, ей отплатите тем же. Она долго
ждала, наконец, терпение её лопнуло! И с этого дня мы будем свои
долги отрабатывать ПРИ-НУ-ДИ-ТЕЛЬ-НО.
- Вот там, - он махнул в сторону
ворот КПП, - В поселке, вы отныне будете жить. Там же будете и
работать на благо Родины. Подробности вам расскажет ваш бригадир. А
пока вы должны понять одно: больше с вами никто нянчиться не будет.
И закон здесь один – я, майор Дятлов.
Ну и дальше в том же духе. Было
жарко, хотелось пить и присесть где-нибудь в теньке.
На счастье, речь майора не
затянулась.
- Еще раз повторяю, - сказал он под
конец. – Жизнь-малина для вас кончилась. Начинается жизнь-дерьмо. И
чем больше этого дерьма в вас обнаружится, тем короче будет ваша
жизнь.
Отточенный жест, и из кармана явил
себя белоснежный носовой платок. Майор снял фуражку тщательно –
делай раз! делай два! - вытер лоб, виски и таким же отточенным
движением засунул платок в карман.
- Романов, - негромко позвал он, не
оборачиваясь, и один из лейтенантов за его спиной вытянулся: –
Давай их на санобработку. Ну и далее по пунктам.
Следующие два часа нас раздели
догола, побрили налысо, выдали по куску хозяйственного мыла на
двоих и загнали в душевую, где из шести сосков бежал жиденький
водопад теплой водички. После душа нам всем выдали стандартное
армейское бельё, включая выгоревшие от бесконечных стирок
гимнастерки, портянки и стоптанные сапоги. На все наши робкие
попытки как-то разъяснить наше положение, отвечали: «скоро узнаете»
или молчали. Особо настырному невысокому щуплому дядьке из нашей
команды солдат с золотой «фиксой» во рту и погонами сержанта
попросту дал по морде.
