Я убежала из дома около полугода
назад. Когда поняла, что с моей семьей больше жить нельзя. Нет, не
потому, что отец был ужасным тираном, а брат насиловал меня по
пятницам. Не потому, что когда отец выпивал на пару банок пива
больше, он бил маму кухонным полотенцем, а я в это время пряталась
под кровать и плакала от ужаса.
А потому, что их поглотила болезнь.
Эпидемия. Безумие. Ее назвали «Агнозия-2». Сокращенно А-2. Все так
и говорили: «А ты слышал про А-2? Нет? Как странно. Все только о
ней и говорят».
Она пришла из-за океана из какой-то
южноафриканской страны. По крайней мере, так говорила красивая
женщина в телевизоре. Симптомы легко различимы – головная боль,
почернение белков глаз, поражение участков мозга, отвечающих за
воспроизведение в памяти различных объектов и воспоминаний. Под
конец можно даже мать родную не узнать. И кровь. Кровь превращается
словно в мазут, черный и смертельный мазут.
Так нам говорили в начале Великой
Эпидемии. Все, кто мог: телевизоры, газеты, учителя, родители. Они
уверяли, что все хорошо и жить хорошо.
Но они врали.
Люди умирали пачками, не доходя до
дома. Зараза передавалась воздушно-капельным путем и имела
различный инкубационный период: от дня до пары лет. Но независимо
от этого, глаза и кровь чернеют практически сразу. Почему – никто
не знал, ведь ученые поначалу отрицали летальные исходы. По их
мнению, активно увеличивающиеся кучи трупов в городе – это
нормально. Они всячески пытались сохранить порядок в паникующем
обществе. За полгода население планеты сократилось с семи
миллиардов до одного миллиона разрозненных, потерянных и испуганных
особей высшей ступени развития.
Всему человечеству пришел конец. К
нам не прилетели инопланетяне, не завоевали нас, не колонизировали.
У нас не вылезли монстры из океанских глубин, пожирающие все на
своем пути. Все началось с того, что кто-то где-то заболел.
Уже после первого месяца, когда стало
понятно, что слова «Мы все умрем!» ужасающе быстро превращаются в
реальность, нас бросили. Все человечество. Политики и прочие важные
люди сбежали без объяснений и попрятались в бункерах и подземных
убежищах. Телевизионные экраны зашумели бесконечными помехами. Уже
никто не рвался убеждать напуганный народ, что все нормально.
Потому что все летело к чертям с катастрофической скоростью. Когда
не стало электричества, экраны телевизоров погасли навсегда. Города
захлебывались в безумии и анархии. Передачи прекратили свое
вещание, и планета утонула в неведении.
Мы перестали ходить в школу, там уже
никто не преподавал. Отец не хотел это принимать, поэтому каждый
день я уходила из дома с полным рюкзаком учебников и пряталась на
заброшенной швейной фабрике. Где ошивался мой брат – одному Богу
известно. Наверно, проводил последние дни человечества со
своими дружками.
Я стараюсь не оставаться на одном
месте две ночи подряд, словно вирус идет за мной по пятам, поджидая
за каждым углом. Хотя я каждое утро проверяю свою кровь, делая
легкий надрез на подушечках пальцев, которые за полгода
превратились в кровавые игольницы, сплошь и рядом истыканные. В
любом случае, прошло уже почти полгода, а я все еще жива. Какое,
никакое, но все-таки утешение.
Я иду по девяностому шоссе на восток,
где по моим расчетам находится крупный город. Я вижу отблески
далеких огней по ночам, когда наблюдаю за ним. Значит, там есть
жизнь и надежда, раз есть электричество. Откуда оно там взялось,
думать не хотелось, разберусь на месте. Хотя, возможно, это
отблески погребальных костров. Главное – добраться туда.
Поначалу трупы закапывали, потом
кто-то сказал, что мы так заразим всю землю в округе, как будто
кому-то до этого было дело. И людей стали сжигать. Я это видела в
собственном городе, когда первый месяц скиталась по знакомым
улицам, боясь уходить далеко от родного дома, словно туда еще можно
было вернуться. Огромные погребальные костры, вздымающие в небо
черными столбами дыма и боли. Бесконечно несчастные люди вокруг.
Матери и дочери, жены и мужья плакали, прощаясь с близкими и
родными.
