Зубная паста ползла в раковину бойко и рьяно, укладывалась на дно вылизанного до блеска фаянса толстыми обрывками загогулин. Рита представила, что эти розовые, отдающие химозной клубникой жирные плюхи и есть ее игра во взрослую жизнь. Ну, ты же сама все это выбрала. Может, уже перебесишься и дотерпишь? Боже, у тебя все есть, что тебе еще надо? Сама придумала, сама загналась. Кларисса Дэллоуэй мечтала сказать первому встречному: «Мне плохо», она мечтала перестать ненавидеть себя.
Когда пальцы добрались до горлышка, она свернула ему шею и стала давить сильнее и сильнее, отчаяннее и отчаяннее, пока в подушечках пальцев не заболело. Почему даже тогда, когда тебе кажется, что ты уже сделал все, что смог, все равно остается чувство, что можно было и поднажать? Рита, сдаваясь, отшвырнула плоский, скрюченный тюбик от зубной пасты и сдавленно захрипела. В голове крутилась мысль: «Пора с этим кончать». Он больше никогда не прикоснется к ней и не сделает ей больно. Теперь больно сделает она.
В душевой кабине было зябко. Рита выкрутила ручку крана левее, теплые струи воды стали горячими. Она смотрела, как они оставляют расползающиеся глянцевые дорожки на ее все еще красивом гладком теле. Эффект смачивания. Учительница физики когда-то говорила, что в такие моменты молекулы воды соединяются с молекулами кожи. Но рано или поздно вода убегает в сток, а ты хватаешься за полотенце. Интересно, кто-нибудь задумывался о том, сколько разрушается соединений «вода-кожа», когда человек вытирается? Рита ухмыльнулась. Глянула в отражение стеклянной стенки душевой кабины. Глаза не смеялись. Сделала еще горячее. Еще. И еще. Почему она больше ничего не чувствует, хотя кожа вот-вот сварится? Почему внутри такой ледяной холод?
За стеклом кабинки замигал экран. На стиральной машине упрямо вибрировал телефон. Рита хлопнула ладонью по ручке смесителя. С усилием раздвинула заедающие дверцы. В пустое пространство ванной повалил белесый пар. Осел влажной пленкой на синей кафельной плитке. Проведи пальцами – и останется размытая клякса. Вселенная разломанных молекулярных соединений. А через время и от них ничего не останется. Почему это так похоже на ее семейную жизнь? Но чего ей не хватает? Есть муж, дочь, работа, дом. Девять лет счастливого брака. Боже, неужели уже девять! Хотя как глупо. Сейчас уместнее было бы спросить: «Счастливого ли?»
Она натянула майку и трусы, подошла опять к раковине, оперлась на нее, стала разглядывать свое уставшее лицо, остановилась на синих радужках. В них отражалась прямоугольная подсветка зеркала. Пятнадцать тысяч на карте. Семь лет без отпуска. Два с половиной года без теплых объятий. С этим можно жить? С этим можно жить. Надо включить воду в раковине, чтобы он не подумал, что она просто сидит в ванной, после того как уже вышла из душа. Снова зашумел поток, унося в сток розовое месиво. Ш-ш-ш-ш.
Тихо-тихо, чтобы ее не было слышно, Рита щелкнула замком, приоткрыла дверь. Взгляд выцепил кусок красного кресла в общей комнате. С него свисала нога Кирилла в штанине с лампасами. Он болтал голой ступней. Видимо, в такт песни в наушниках. А ведь мог бы уже два часа как работать. Зарабатывать деньги, обеспечивать семью, но… он все еще старается выбраться из долговой ямы и взлететь в бизнесе. Девять бесконечных лет. Рита вернулась к зеркалу, распустила волосы, медленно промокнула их полотенцем, вернула его на змеевик, ай, обожгла палец о раскаленную батарею. Жжется, но не больно. Не больно. А потом она сжала кулаки, закрыла глаза.
