Мик
«Ну вот ты и допрыгался, шут», - подумал Мик и хмыкнул. На лице
появилось совсем дурацкое выражение. Стражник расхохотался,
захлопывая за ним дверь темницы. Ну хоть кому-то в этом мире
весело, а значит он живёт не зря.
- Удачи, шут! Надеюсь, крысы не сожрут твоё тщедушное тело, пока
наш князь не передумает! – Напутствовал его стражник, поворачивая
ключ в замке. И всё. Через пару минут он остался один на один с
темнотой, в которой совсем скоро послышались какие-то шорохи. Даже
темница жила своей жизнью. А он вынужден был жить чужой.
Темница? Что-ж, для него это не в первой. Ещё тогда, когда его
много лет назад, совсем мальчишкой привезли из военного похода. Он
ничего не помнил о прошлом. Вот совсем. Словно стена. Но кусался и
царапался, не хотел жить в неволе, рабом. Тогда для него вторым
домом стала эта темница. И потом долго ещё он возвращался сюда за
малейшую провинность. Можно сказать, что эта камера с топчаном из
прелой соломы его второй дом.
А потом… он стал шутом. Но Мик не любил об этом вспоминать. Не
то чтобы в шутовстве было что-то противное или постыдное. Нет. Это
был единственный способ не потерять себя. Поговаривали, что
мальчишка тронулся умом от горя. А сейчас и вовсе все уверенны, что
он немного безумен и сильно придурковат. Или наоборот. Мик невесело
рассмеялся. И смех словно яркими бусинками разлетелся по камере,
немного скрашивая жизнь. Шутовство - это свобода, а ещё возможность
говорить в лицо то, что больше никому не сойдёт с рук.
Хотя сегодня он кажется договорился. Князь был просто в
бешенстве, да так, что приказал упрятать его сюда, без воды и еды.
Интересно, насколько дорог ему шут? Мик не строил иллюзий. Любого
шута можно заменить. А с придурковатым малым никто не хотел
возиться. Да он и сам не желал общения ни с кем. Улыбаться всем,
привычная маска.
И всё-таки он не смог смолчать. Княжьи воеводы нынче вернулись
из похода, да не одни, а с добычей – пленницы, да сундуки с золотом
и прочим добром. Князь приказал закатить пир горой, да звать его.
Но он не был бы собой, если бы не догадался, отчего так печальна
княгиня, а князь глазами пожирает одну из пленниц. И не сдержался.
Казалось, бы что ему? Что за дурацкая страсть сделать мир вокруг
себя лучше? Мик и сам не знал. Ненавидел ли князя? Вряд ли. Он не
помнил прошлую жизнь. И кем был не помнил. Может таким же
рабом-мальчонкой на побегушках у расторопных хозяев. Любил ли людей
вокруг себя? И тоже нет. Наверное, и впрямь нельзя столько лет
притворяться безумцем – действительно станешь таковым. Он просто
жил. Да и всё тут. А сегодня не выдержал.
- Есть ли у тебя шут чем порадовать нас нынче? – Передразнил он
ломким басом князя, кривляясь так, что зазвенели колокольцы на
шапке.
- А почто? У князя есть новая радость нынче, чернобровая, да
темноокая. И ходит она лебёдушкой, и глядит то с поволокой. Не чета
княгине нашей.
Ух и разозлился князь! Мик снова хмыкнул, вспомнив его лицо.
Приказал схватить его и под стражу. Но уж больно жалко стало
княгиню. За все время, что он здесь живет, не слышал от неё ни
одного плохого слова. А, впрочем, это не его жизнь. Разберутся
как-нибудь сами.
Интересно, который час? Он попытался допрыгнуть до зарешеченного
оконца почти у самого потолка, но как и обычно, не достал. Мик,
конечно, знал, куда выходила окнами темница – на глубокий овраг,
заполненный ледяной водой. Как-то хватило дурости там искупаться.
Но все равно было интересно, что за вид здесь.
После бесплодных попыток, он сел на топчан и прислонился к
стене. Крысы, совсем осмелевшие, повыползали из своих норок и едва
не тыкались ему в руки. Мик их не боялся. Крысы – тоже Божьи звери.
И так же, как и люди хотят жить.
