Горы дышали холодом, их острые пики пронзали небо, словно копья, жаждущие звёзд. В глубине каменных громад, там, где водопады струились синим сиянием, подобным расплавленному сапфиру, возвышался храмовый комплекс – древний, как сама вечность. Его стены, высеченные из чёрного камня, хранили следы тысячелетий: трещины, словно вены, пульсировали под прикосновением ветра. Над алтарём, окружённым обсидиановыми зеркалами, сияла россыпь созвездий, их свет дрожал, отражаясь в гладких поверхностях, и стекал вниз, к центру ритуала.
Жрецы "Сапфирового Сердца" стояли в молчании, их длинные мантии цвета полуночи колыхались от порывов влажного воздуха. В руках они держали чаши, наполненные звёздным светом, пойманным в зеркала, – бледно-голубым, живым, струящимся, как вода. В центре круга возвышался первожрец, его лицо, изрезанное морщинами, было спокойно, почти бесстрастно. Он поднял кинжал, чьё лезвие сверкнуло в отблесках синевы, и без звука вонзил его себе в грудь. Кровь, тёмная и густая, хлынула на кристалл, лежащий перед ним – бесформенный, но уже пульсирующий, словно сердце, пробуждённое к жизни.
– Во имя равновесия, – прошептал он, и голос его растворился в гуле водопадов.
Кристалл дрогнул. Синий свет, сначала слабый, как дыхание умирающего, вспыхнул с новой силой, разливаясь по храму. Жрецы воздели руки, их голоса слились в гимне, древнем и торжественном, но мелодия оборвалась криком. Свет стал плотным, осязаемым, он обволакивал их, словно паутина, и тянул к себе. Обсидиановые зеркала треснули, отражая не звёзды, а хаос – синие языки пламени, пожирающие всё вокруг. Храм задрожал, стены начали рушиться, а водопады, будто оплакивая своих создателей, загудели громче.
Грааль родился. Кристалл, теперь идеально гладкий, парил над алтарём, его поверхность переливалась оттенками синего – от глубокого индиго до ледяного лазурного. Он был живым, он смотрел на мир, и в его взгляде таилась бесконечность. Жрецы исчезли, растворённые в сиянии, их мантии опали пустыми тенями. Лишь один остался – молодой, с глазами, полными ужаса и благоговения. Он упал на колени, протянув руку к Граалю, но свет оттолкнул его, обжёг кожу, оставив на ладони синий шрам.
– Ты – мой Страж, – прошелестел голос, не принадлежащий никому из живых. Он исходил из Грааля, из глубин его кристаллической сущности. – Ты будешь хранить меня, пока звёзды не погаснут или пока новый не услышит мой зов.
Мир вокруг храма рухнул. Синяя волна разлилась по долинам, стирая города, леса, саму память о цивилизации, что осмелилась коснуться Сердца Вселенной. Лишь горы остались, и водопады, теперь безмолвные, продолжали струиться, храня в своих глубинах эхо того дня. А в тенях, среди развалин, Страж поднялся, его взгляд был прикован к Граалю. Он знал: это не конец, а лишь начало – начало цикла, что будет повторяться вечно.
Синий свет Грааля пульсировал, как сердце, вырванное из груди мироздания. Он поднимался выше, над руинами алтаря, и с каждым мгновением его сияние становилось ярче, беспощаднее. Каменные плиты под ногами Стража трескались, словно земля сама не могла вынести этой силы. Водопады вокруг храма, прежде спокойные и величественные, теперь ревели, их струи окрашивались всё более глубоким оттенком синевы, будто впитывали в себя саму суть артефакта. В воздухе витал запах озона и крови – резкий, металлический, смешанный с чем-то древним, неземным.
Страж стоял на коленях, его дыхание было тяжёлым, прерывистым. Он смотрел на Грааль, и в его глазах отражалась не только синь кристалла, но и тени того, что он видел в последние мгновения ритуала. Перед тем как свет поглотил его братьев, он успел заметить, как их фигуры исказились, растаяли, превратившись в сгустки синего тумана, что втянулись в кристалл. Это не была смерть – это была трансформация, ужасная и необратимая. Он понял: Грааль не просто артефакт. Это была сущность, голодная, живая, рождённая из звёзд и человеческой жертвенности, чтобы судить и переписывать реальность.
