Синий Звон

Это художественное произведение является плодом авторского воображения. Все персонажи, включая интерпретации исторических лиц, события и организации вымышлены. Любые сходства с реально существующими или существовавшими людьми, фактическими событиями или учреждениями являются непреднамеренными и случайными.

Пётр Игнатьевич Кистенёв, человек хоть и молодой, но весьма тучный, в совершенно расстроенных чувствах стоял посреди больничного коридора с остекленевшими глазами и смотрел куда-то в потолок.

– Да нет! – сотрясался он от внутреннего гнева. – Быть того не может! Что значит «не больше месяца Вам осталось»? Недоучки! Коновалы! Да ей-богу, лучше бы я обратился к деревенской знахарке!

– А что это у нас тут неизлечимо больные пациенты по коридорам бродят? – безразличным тоном в никуда бросила проходящая мимо старуха-санитарка, не замедляя шага.

Кистенёв спал с лица, добрёл до подоконника и, ухватившись за него, закрыл глаза. Его лицо начало наливаться дурной кровью, и вот уже через пару мгновений Пётр Игнатьевич яростно взревел:

– Да что у вас здесь творится! Понабрали ведьм! Я! Да я же вас! Да вы!..

Так и не придумав, что же, собственно, он сделает, толстяк что есть сил бросился в сторону выхода. Он не помнил, ни как спустился с лестницы, ни как нёсся, не видя никого на своём пути, ни как расступались крутившие ему вслед у виска прохожие, ни как извозчик, в последний момент осадив свою клячу, обложил его такими забористыми крестьянскими матюгами, что им позавидовал бы любой учитель изящной словесности, услышавший эту витиеватую тираду. С трудом пришёл в себя на бульваре, когда уже не осталось никаких сил мчаться дальше.

Хрипло дышавший, как старый загнанный кобель, Кистенёв грузно упал на подвернувшуюся ему скамью, закатил глаза и начал усиленно обмахивать обеими руками красное, покрытое крупной испариной лицо, надувая щёки и шумно выпуская воздух сквозь сложенные в трубочку губы. Наконец, немного отдышавшись, дородный господин начал оглядываться, пытаясь понять, куда же он попал: вот бульвар, по нему тянут лязгающую на стыках рельс конку две понурые клячи, едва переставляющие копыта; вот высокий дом, этажей как бы и не в пять, весёлого голубенького цвета, с фасадом, изукрашенном гипсовыми зверями, лесовиками и прочей нечистью; вот – на вид древний, как сама Москва, вросший в землю, покосившийся длинный постоялый двор, явно поставленный тут ещё до пожара, а чуть дальше – бликующий рябью на ярком солнце длинный пруд, разбивающий бульвар надвое.

– Это как я до Чистых прудов добежать умудрился-то?! – изумлённо воскликнул Кистенёв.

Пётр Игнатьевич откинулся на спинку скамьи, и чем больше возвращалась к нему ясность мысли, тем всё сильнее и сильнее чувствовал он тоскливое отчаяние. Взгляд его начал машинально скользить по вывескам: «Свежая выпечка»; «Салон дамского платья Блиновой»; «Нотариальная контора Красновского»; «Ресторация»; «Общество чародейских искусств мадам Изабеллы»; «Театр ’Предшественник’».

– А если допустить, что доктор прав? – начал рассуждать Кистенёв, неосознанно отбивая ладонью по колену рваный ритм. – Если он прав, то дело всей семьи, дело рода, всё, что столетиями сохранялось, береглось, – оно завершится на мне и пойдёт прахом? Что делать? О, если бы у меня было время!

Кистенёв в отчаянии зажмурился. Глубоко вдохнул, чувствуя, как неритмично бьётся подведшее сердце, потом открыл глаза, и его взгляд непроизвольно остановился на вывеске «Нотариальная контора».

– Нотариус! Надо составить завещание! – решил он.

Однако проблеск надежды вновь сменился сумерками отчаянья. Увы, но Кистенёвы, жившие бирюками в отдалённом поместье, никаких родственных связей отродясь не поддерживали. Даже если и были у них какие дальние кузены – седьмая вода на киселе, – кто мог гарантировать, что неожиданно свалившееся поместье и состояние не будут вмиг спущены светским кутилой или розданы содержанкам, каким-нибудь погрязшим в долгах стареющим ловеласом.