Привет, дневник. Сегодня
двадцать третье августа. Вот и закончились каникулы. До начала
учебного года остаётся два дня, и я с замиранием сердца жду
понедельника. И это очень двоякое чувство. С одной стороны, я хочу
в школу. Ведь я наконец-то увижу Логана. А, с другой – как обычно,
надеюсь на то, что сегодня, в крайнем случае, в воскресенье,
наступит зомби апокалипсис. Тогда мне больше не придется
терпеть унижения и насмешки, потому что всем станет не до меня…
Так… К черту нытье!.. Днем мы с Ханной ходили в торговый центр.
Отличная новость! Я подобрала себе классную толстовку. Ах, да,
совсем забыла представиться! Меня зовут Скарлетт Брукс…
Правда с девятого класса благодаря
Уильяму Голдингу, школьному драмкружку и моей безразмерной заднице
некоторые зовут меня коротко и ясно: Хрюша. Мило, не правда ли?
Зато с тех пор я рассталась с
утопической идеей сняться в главной роли в одном фильме с Джейком
Джилленхолом. Мой максимум – это массовка какого-нибудь
низкобюджетного хоррора. Скажем, толстая девочка, которая слишком
медленно бегала? Но вряд ли там будет Джилленхол.
Я сижу на кровати своей комнаты в
позе лотоса и рассматриваю фотку, сделанную на дне рождения моей
лучшей подруги Ханны в позапрошлом месяце. В топе самых ужасных
моих фотографий она по праву занимает почётное первое место. На ней
я по-особенному ужасна: толстая черная подводка и в противовес ей
толстые ляжки. Офигенная гармония! Жаль, что от ляжек
избавиться не так легко, как от неудачного макияжа.
В тысячный раз возненавидев себя,
свое обжорство, которое тетя Эдди зовёт хорошим аппетитом, и свой
гребаный метаболизм, благодаря которому на моих бедрах отложился
сверх стратегический запас, продолжаю заполнять строки новенького
блокнота. В нем я должна буду записывать историю своего похудения,
а также буду упоминать все, что окажется достойным того, чтобы быть
увековеченным на бумаге. И меня совсем не смущает, что это уже
третий блокнот за последние полгода. Первый мне просто не
понравился, на нем были какие-то цветные абстрактные узоры. Они
невероятно меня раздражали, и поэтому я все время хотела есть.
Второй дневник пришёл в непригодность благодаря моей кошке
Джинджер. Этот мохнатый кусок мяса взяла и нагадила прямо на
обложку, где была изображена голубая лагуна в обрамлении пляжа с
белым песком. И Джинджер можно было понять. Кошки же обожают
закапывать в песок свои экскременты. Вот она и закопала, сволочь
шелудивая. Что до третьего… Его мне действительно было жаль. На тот
момент, когда в мае Стефани Ковальски стащила дневник из моего
рюкзака в школьной раздевалке, я почти четыре дня провела на
правильном питании и даже поссорилась с тетей Эдди из-за этого. Та,
как обычно, хотела накормить меня с утра чем-то сытным, то есть
мега калорийным, но я, как никогда, была настроена весьма
решительно. И тут такая подстава. Стерва Ковальски зачитывала вслух
понравившиеся ей моменты моей четырехдневной борьбы с лишним весом,
и все смеялись надо мной, пока я была в душевой. Неудивительно, что
я снова сорвалась и провела вечер в Макдональдсе, заедая
собственную никчемность гамбургерами и фри.
Сколько себя помню, я всегда была
полной, особенно ниже пояса. Из подростковой одежды выросла ещё в
десять, а теперь, в семнадцать, могу найти себе джинсы только в
отделах для женщин. Когда мы с Эдди вместе ходим на шоппинг, все,
наверное, думают, что мы подруги. Кстати, об Эдди. На самом деле,
Эддисон очень классная. Я люблю ее, наверное, так же, как и маму.
Той не стало, когда мне было восемь. Она несколько лет болела, и
тетя Эдди стала заботиться обо мне ещё задолго до ее смерти. Что до
отца… Полагаю, где-то на земле есть человек, который немного
поучаствовал в том, чтобы я появилась на свет, но мне о нем ничего
не известно. В детстве меня мало заботил этот вопрос, а тетя Эдди
говорила лишь то, что им мог быть один гитарист из третьесортной
рок-группы, с которым она видела маму пару раз. К слову, мама с
тетей были не очень дружны в прошлом, и их по-настоящему сблизила
только мамина тяжёлая болезнь и одна маленькая толстая девочка. Но,
не будем о грустном...
