Мейсон Тейлор тяжело плюхнулся на
продавленный диван и с наслаждением вытянул ноги. Семь часов в
операционной забрали не только силы, но и мысли, оставив
изматывающую тошноту, дрожащие от перенапряжения руки и мутный
взгляд, выражающий полное безразличие ко всему окружающему. Стянув
насквозь промокшую от пота хирургическую шапочку, он вытер лицо и
мысленно помолился, чтобы на ближайшие полчаса о нем просто
забыли.
— Что, бобик сдох? — беззлобно
поддела его Черити.
Мейсон повернул голову на звук,
пытаясь сфокусировать взгляд. В душном мареве калифорнийского
августа сделать это было не так просто — перед глазами все дрожало
и расплывалось, но руки, ловко крутившие хирургические шарики, дали
опору уставшему взгляду.
— Два перитонита и язва желудка, —
хрипло отозвался он, удивляясь тому, что не заметил ее. И сам не
узнал свой голос: по связкам словно несколько раз прошлись
наждачной бумагой. — Это тебе не чирей на заднице вскрыть.
— А то я не знаю! — Черити негромко
рассмеялась и, подхватив гость белоснежных шариков, запихнула их в
бикс. — У тебя в запасе пара часов. Советую провести их в
горизонтальном положении. — Бросив на него внимательный взгляд,
уточнила: — Кофе?
Мейсон промычал что-то
нечленораздельное и сполз вниз, пристраивая голову на спинку
дивана, чтобы расслабить мышцы шеи, затем вяло махнул рукой.
— Угу, я помню: без сливок и сахар
двойной. — Она вышла из ординаторской, предварительно громко
хлопнув крышкой стерилизационного бикса.
Мысли разбегались, как тараканы,
которых спугнула упругая струя дихлофоса, хотя Тейлор и сделал
очередную попытку выстроить их в стройный логический ряд, отлично
понимая: истории болезни сами себя не напишут. Поупражнявшись пару
минут, он сдался: мысленно плюнул, закрыл глаза и длинно выдохнул,
отдавая тело на откуп долгожданному отдыху.
Из нирваны его вырвал короткий
смешок и шуршание бумажного пакета у левого уха. С трудом разлепив
глаза, он посмотрел на склонившееся к нему лицо, силясь определить
владельца.
— О, явление Христа народу! —
радостно прокаркал он. — Что в пакете?
— Твой обед, а заодно и ужин.
Изабэль кинула ему на колени пакет и
тут же скрылась за переносной ширмой. Через несколько секунд
послышался шорох снимаемой одежды, и из глубин сознания Мейсона
всплыла почти крамольная мысль — он с удовольствием помог бы.
— Я тебя люблю, детка. Уже восемь? —
спросил с надеждой, запуская руку в пакет.
— Семнадцать тридцать две, —
последовал четкий ответ и Тейлор скривился. О пристрастии Изабэль к
точности ходили легенды, и он бы не особо удивился, услышав
озвученные секунды. И даже их доли.
— Черити выдала предсказание, что
завтра утром тебя вынесут ногами вперед, если я, бесчувственная и
бессердечная сволочь, не соизволю прийти на работу пораньше. —
Изабэль резко сдвинула шторку и прошла к большому зеркалу. — А про
любовь можешь не заливать. Весь сестринский штат щебечет о твоем
повышенном либидо. Кстати, это первое, о чем я узнала, едва
переступила порог клиники. — Зеркало отразило кривую усмешку,
растянувшую полные чувственные губы.
Тейлор сделал серьезное лицо и
осведомился тоном обвинителя, имеющего полное основание задать
дополнительный вопрос:
— Неужели нашлись недовольные?
— Жалоб не поступало, — четко, как
на брифинге, ответила Изабэль, затем небрежно мазнула кисточкой с
блеском по губам. И, заметив расплывшееся в довольной улыбке лицо
Тейлора, тут же произнесла: — Но меня одолевают мрачные мысли:
почему удовольствие получают другие, а еду тебе таскаю я? Может, и
правда стоит переспать с тобой, потом разругаться и перестать,
наконец, тратить на тебя карманные деньги?
Мейсон искренне засмеялся. Об
Изабэль ходило множество слухов, один невероятнее другого, но он
точно знал, что большинство из них обычные сплетни завистников.
