Грустная сказка о жизне прошлой.
ПРО ДОМИК В ДЕРЕВНЕ,
ДА ПРО ЕГО ДОМОЧАДЦЕВ,
ОТЦА И ТРЁХ БРАТЦЕВ.
"Так, товарищ, этот сказ
Буду я вести про нас.
То есть байка здесь о том,
Как живёт наш сельский дом,
Что остался средь лесов
От полтысячи дворов.
Где я, старый Домовой,
Повидал беды людской:
Много что потешного,
Грустного и грешного.
Что ни век, ни поколенье,
В доме, глядь, столпотворенье…
Ну, да ладно, что томить,
Не пора ли сказ творить.
1
Жизнь в деревне – как и прежде,
Но чем дальше – тем потешней.
А на пике двух эпох
Наш колхоз совсем издох.
На пригорке, на деревне,
Дом стоит по виду древний –
Как живёт хозяин в нём,
Так и выглядит тот дом.
С незапамятных времён
Мы в нём пятеро живём:
Я, три брата и отец –
Он был пахарь, он был жнец.
Был ударником в колхозе,
На все руки, то есть – спец!
Но, к несчастью для отца,
Жизнь прожившего в Дрянцах, –
Без работы обленился,
Начал пить, и быстро спился.
А сыны, что с ним живут,
Вообще не знают труд.
Но, однако же, бывает,
На собраньях заседают,
Светский там ведут сыр-бор,
То есть важный разговор.
Как-то летом посредь дня
Собралась на сход родня,
Как бывало в косовицу…
На сей раз – чтоб похмелиться.
На деревне ж кайф сплошной,
Что ни день – то выходной!
Собрались робята вместе,
Как всегда, на прежнем месте,
За обеденным столом.
Выпив, речь вели о том:
– Есть ли люди где по весям,
Что живут лет восемь-десять? –
Так выспрашивает Ваня
На печи, придя из бани.
И, кумекая в уме,
Чертит цифры на стене:
"Это, если перемножить…
Будет восемьдесят может".
Он застенчивым был малым,
Задавал вопрос из зала.
По своей дурной натуре
Не тянулся он к трибуне.
– Нам прожить полста бы лет,
А чтоб восемьдесят – нет! –
Усомнился брат Тарас. –
Нет, хоть выткни левый глаз.
– Ты что, умным слишком стал?
Аль с печи башкой упал?..
Я и слыхом не слыхал,
Кто-то дольше чтоб живал.
Там, похоже, на печи
Растопили кирпичи
Разум твой, что есть ещё,
Коль завёл ты про житьё. –
Рассмеялся брат Самсон,
И Тарас с ним в унисон.
Оба весело смеются,
Облаками ды́мы вьются
Из ноздрей, из ртов, – глаза
Даже ест от них слеза;
Зубы ржавые в щербинах,
Щёки впалые в щетинах,
Просмеяли дурака,
Прячась в клубах табака!
Заседателям всё можно:
Просмеять и пить безбожно.
Пояснения тут, кстати,
За столом кто председатель?
Только тот, кто на розливе –
Первый парень в коллективе.
На собраньях так сложилось,
В ком есть ум, а лучше сила,
Тот и станет Головой, –
Сунься кто-нибудь другой!
И Тарас из снисхожденья
Дураку шлёт приглашенье:
– Ты давай-ка, брат к столу.
Чё сверчком сидеть в углу?
Для тебя, уж так и быть,
Косячок дадим скрутить.
Дёрнешь крепкий табачок,
В раз прочистится умок.
– Мне бы семечек, конфет,
А курить – резону нет.
Дураку ещё табак,
Что я – конченный дурак?
– Ну, какой ты, брат, капризный.
Подь сюды болтать о жизни.
А дурак с печи нейдёт,
Речь дурацкую ведёт.
– Интересно ж, коль подумать:
Как живут в краях тех люди?
Что у них там за собранья?
Как проводят заседанья?
На повестку что выносят?
Кто, кого на них поносят?
Может, в планах обсужденья
Есть и трезвые мышленья?
На гулянках что поют,
Курят также, морды бьют,
Надирают чупруны,
Не жалея седины?
Ты вчерась, Тарас, спьяна,
Вон, отца зашиб, меня.
Ты, как только самогона
Перекушаешь, с Самсоном
Бьётесь, кружитесь без смысла,
Пыль по дому коромыслом,
Сбиты лица, кулаки,
Как последни дураки.
Вы же умные робята,
С сединой уж, бородаты.
Как посмотришь – кислы лица,
А всего вам – только тридцать.
А что будет в сорок с гаком?..
Тут Тарас, смеясь над братом,
Хлопнул вдруг себя по ляжкам.
– Ну, чудило ж ты, Ивашка! –
И такие льёт слова –
Словно вяжет кружева.
Председателю всё можно:
Матом крыть и пить безбожно.
На него дурак глазеет,
То бледнеет, то краснеет.
Есть чему тут подивиться,
Есть чему тут поучиться.
Столь художественной Музе
Не обучат даже в ВУЗе.
