Коронер его королевского величества, чародейка и практикующий некромант – мистрис Эрика Таками банально не могла уснуть. Несмотря на то, что им удалось блестяще раскрыть два убийства и арестовать военного хирурга, готового добровольно отдаться демону, было нечто, что продолжало беспокоить Рику, хотя время уже приближалось к рассвету. И этим чем-то было пари, которое они с четвёртым сыном Дубового клана заключили в самом начале расследования, точнее не само пари, а желание, которое победитель мог стребовать с проигравшего. И теперь Рика ломала голову, исполнения какого желания потребует Вилохэд Окку. Почему-то вспомнилось красивое лицо коррехидора, его ироничная улыбка, и уж совсем не к месту из глубин памяти вынырнуло волнующее ощущение мужской руки, крепко обнимающей её талию в том отвратительном подвале, где их пытались заточить, и собственное сердце, готовое выскочить из груди.
Не то, чтобы коррехидор Кленфилда, её непосредственный начальник и волею случая формальный жених, был неинтересен чародейке, скорее наоборот. Но Рика не уставала напоминать себе, что девушка её типа – невысокая, с выраженными выпуклостями спереди и сзади, пускай, даже считающаяся некоторыми красивой (что совершенно не соответствовало с её представлениями, какой должна быть настоящая некромантка!), без особого происхождения и высокопоставленных родственников вряд ли способна заинтересовать самого знатного из богатых и самого богатого из холостых древесно-рождённых молодых мужчин Артанской столицы. Фиктивный статус жениха и невесты имел свои преимущества и предоставлял необходимую свободу: они могли беспрепятственно проводить вместе время (хотя большую часть этого самого совместного времени занимали расследования убийств) и появляться в разных местах, не вызывая кривотолков и сплетен. Это было удобно – и всё. Они договорились продолжать прикидываться обручёнными и дальше, при этом Рика твёрдо решила не влюбляться в Вила. Ей слишком хорошо была известна его репутация светского шалопая и разбивателя женских сердец, хотя по отношению к ней коррехидор всегда был неизменно корректен и ни разу не позволил себе ничего лишнего. Но почему же тогда от одной мысли о его желаниях у неё так замирает сердце?
Поворочавшись с боку на бок, девушка, наконец, заснула, но наутро чувствовала себя раздражённой и разбитой.
Её подруга – учительница музыки Эни Вада, напротив лучилась энергией и пребывала по своему обыкновению в отличном расположении духа. Она относилась к той редкостной породе людей, которые умеют получать удовольствие от простых житейских радостей каждого дня. Теперь вот, к примеру, подобной радостью для Эни стала большущая чашка кофе со сливками и горка пухлых румяных оладий, что дымилась перед ней на тарелке.
– Доброго утречка! – полным ртом проговорила подруга, делая чашкой приглашающий жест, – присоединяйся, тётушка Дотти напекла на всех.
Тётушкой Дотти просила себя называть их квартирная хозяйка – Доротея Призм, бездетная вдова средних лет, обратившую всю нерастраченную материнскую любовь на двух своих постоялиц.
Рике не хотелось ни кофе, ни оладий, поэтому она с кислым видом налила себе зелёного чая и, подумав, сделала бутерброд с колбасой.
– Отчего такой вид? – прищурилась Эни, – вчера ты возвратилась очень поздно, я уже было подумала о Древесном праве, – закончила она с самым невинным видом.
Любые упоминания, а уж тем более многозначительные намёки о Древесном праве – разрешённой возможности для древесно-рождённых лордов иметь добрачные отношения жениха и невесты, всегда жутко раздражали чародейку. Сегодняшним же утром намёк буквально вывел её из себя.
