Воистину, чтобы постичь великий Исход, ведомый пророком Назиром, Собирателем Воды, недостаточно изучать лишь деяния самого Назира, да будет мир с ним. Ибо, хотя пути их пересекались лишь однажды в земной жизни, никто не отбросил на судьбу пророка более длинной тени, чем Мансур, Инженер Хаоса. Именно Мансур преподал сынам человеческим страшный урок: самая совершенная система, воздвигнутая с холоднейшей логикой, способна породить самую безжизненную пустыню. И воистину, изучая Мансура, мы изучаем трещину в самом камне разума, дабы узреть, как гордыня человеческая может обратить благословение в проклятие.
– Из «Китаб аль-Хуруж» («Книга Исхода») Самиры, Хранительницы Жизнеописания Пророка
Мансур шел по гребню дюны, и его тень – тонкая и вытянутая – струилась по песку, как иссохшая река. Солнце, падающее за горизонт, окрашивало пустыню в цвет запекшейся крови. Он остановился на мгновение, позволив боли в виске пульсировать свободно, почти наслаждаясь ею, словно это была не боль, а музыка, слышимая только ему.
Впереди, в миле по прямой, возвышались белые стены Аль-Мадира – города, который ему предстояло изменить навсегда.
Нескольких дней хватило, чтобы понять этот город. Удивительно, насколько прост оказался механизм веры, державший Аль-Мадир в плену столетиями. Люди, вода, страх, молитва – всё сплеталось в схему столь очевидную, что Мансур почти испытывал разочарование. Он ожидал сложного лабиринта, а нашел детскую головоломку.
"Не все головоломки так просты, как кажутся на первый взгляд," – прошептал внутренний голос.
Он опустил руку в карман, ощущая контуры медной скобы. Маленькая, почти невесомая, она покоилась на дне кармана, словно семя, ожидающее своего часа.
Мансур вытащил скобу, позволив закатному солнцу играть на её изогнутой поверхности. Кусочек металла, который в руках храмового ремесленника стал бы частью механизма или украшения, в его руках превратился в ключ. Не тот, что отпирает двери, но тот, что отпирает умы. Люди не понимают, что все великие перемены начинаются с малого – с мысли, с вопроса, с сомнения. Скоба станет физическим воплощением этого сомнения, кинжалом, направленным в сердце храмовой власти.
"Ты говоришь как поэт" – насмешливо заметил голос.
Времени было достаточно. Оно текло медленно в этом забытом богами городе, словно загустевая от жары. Наверное, впервые с Кафр-Зулама Мансур не чувствовал спешки, не ощущал, как секунды утекают меж пальцев. Здесь, в Аль-Мадире, время застыло, как стрекоза в янтаре, позволяя ему действовать с хирургической точностью.
Мансур бережно вернул скобу в карман. В детстве ему рассказывали легенду о пустынном мастере, который мог одним прикосновением превратить песок в стекло. Это конечно была метафора. Всё это было лишь знанием – правильной температуры, правильного давления. Технологией.Так и эта скоба – то, что кажется просто куском металла, в нужном месте, в нужный момент преобразит материю городской веры, превратит смирение в гнев, молитву – в вопрос. Со стороны будет казаться – магия. Знающий поймёт – технология.
Это должен был быть идеальный расчет. Все компоненты на своих местах. Первый шаг – речь на площади. Второй – скоба в механизме. Третий – направление гнева на жрецов.
"Ты рассчитываешь людей как механизмы," – голос звучал уже не насмешливо, а печально. – "Но они не шестеренки. Они не подчиняются формулам."
– Всё подчиняется формулам, – прошептал Мансур. – Просто не всегда эти формулы известны.
Перед глазами мелькнули образы: обрушивающиеся стены, кричащие дети, огонь, пожирающий дома. Кафр-Зулам. Его первый город, его первая ошибка. Спазм боли скрутил висок.
Мансур закрыл глаза и глубоко вздохнул. Снова нащупал скобу в кармане, сжал её, чувствуя, как металл нагревается от тепла его ладони.
