Поместье тейрна Брайса Кусланда
На этот раз Брайс превзошел сам себя. Вишневая наливка, которую
он делал сам, каждый год по четыре бочонка: себе и трем лучшим
друзьям, Мерику, Логейну Мак-Тиру и Рендону Хоу, — пахла летним
полднем, свободой и молодостью, нежно пощипывала язык и
обволакивала уютной сладостью. К ней не хватало самой малости:
мягко пружинящего мха под ногами, браконьерского лука за спиной и
жирного оленьего бока, мелькающего меж пронизанных солнцем осин. И
собственных двадцати лет.
— А ты говоришь, столица, — пророкотал Брайс, оторвавшись от
пустой кружки. — Оставайся на недельку, сходим на утиную охоту.
Помнишь, а, старина?
Брайс подмигнул, а Логейн пожал плечами и отпил еще глоток. Эту
наливку нельзя пить быстро, словно дешевый эль или сладкое
орлейское вино. И на утиную охоту надо бы сходить, в самом деле,
проживет его величество Мерик недельку без советов!
— Надеюсь, в этот раз ты не подстрелишь Хоу вместо утки, —
усмехнулся Логейн.
— О нет! — Брайс махнул пустой кружкой, и слуга тут же поднес
кувшин с наливкой. — Твоя наука пошла мне впрок. Хотя, стоит
признать, тогда я стрелял из лука хуже, чем сейчас мой старший. Да
ладно, даже малышка Дани!
Логейн оторвался от наливки и строго глянул на веселого
Брайса.
— Что, ты уже подарил ей лук?
Тот хитро улыбнулся и только собрался что-то ответить, как за
дверью послышался дробный перестук двух пар детских ног.
Дверь хлопнула так, как положено хлопать тяжелой дубовой двери —
то есть оглушительно громко.
А потом еще раз, но значительно тише. И по коридору кто-то
пробежал. Ступая старательно тихо.
— Фергюс, — сообщил Брайс, пряча усмешку за краем кружки. —
Решил, что не стоит показываться на глаза. А Дани...
— ...А я подумала, что на меня ты не рассердишься, —
затараторили за стеллажом. — Я — рассказать! У Ната такая собака,
ему подарили самого настоящего мабари, и я тоже хочу, и...
И радостно завизжали. Значительно ближе. Прямо за спиной.
— Дядя Логейн!
Он едва успел отставить в сторону руку с кружкой, как все
пятьдесят фунтов локтей, коленок, рыжих лохм и веснушек плюхнулись
к нему на колени. Плюхнулись, повозились немножко и потянули к себе
кружку с наливкой.
— Здравствуйте, юная леди, — стараясь не рассмеяться, сказал
Логейн в рыжие вихры и подмигнул беззвучно смеющемуся Брайсу. Руку
с кружкой он по-прежнему держал на отлете, так что юной леди
пришлось бы слезть на пол, чтобы сунуть в кружку нос.
— А рука у тебя, дядя Логейн, все равно устанет, — беззаботно
объявило младшее чадо Брайса. — А пока она не устанет, я не слезу!
А когда ты поставишь кружку...
Брайс поспешно сделал вид, что поперхнулся, а вовсе не хохочет
во всю глотку.
Проглотив желание расхохотаться вместе с Брайсом, Логейн тяжко
вздохнул и проворчал:
— Ох, юная леди. Никакого уважения к старому, усталому… Может,
ты отнимаешь у раненого героя последнюю радость в жизни!
— Раненым героям, — сообщила девочка преувеличенно серьезно, —
положено пить бульон. С гренками. Сбегать и попросить для вас
бульона?.. Или сразу позвать лекаря?
И обернулась. Скорчила умильную рожицу.
— Гренки, хорошо прожаренную отбивную и…
Брайс выразительно хмыкнул, намекая, что не стоит продолжать,
если это то, о чем он подумал. Логейн сделал невинные глаза а-ля
Мерик, уж этому-то он сумел научиться за двадцать лет их дружбы,
хоть и с некоторым трудом.
— Ладно, только гренки и отбивную. А раненный герой отблагодарит
юную леди.
Приподняв Дани одной рукой, он ссадил ее с колен и неторопливо
отхлебнул наливки.
— Интересным рассказом и шахматами. Завтра! — строго сообщила
девочка.
И убежала, еще раз грохнув дверью.
Брайс фыркнул в кружку.
— Эли говорит, что мы балуем девчонку самым неподобающим
образом.
