Свет фонарика метнулся по музейному залу, остановился на витрине
с древним фолиантом, скользнул влево — и пугливо погас, наткнувшись
на что-то…
Здесь кто-то есть?
Виола замерла в устье потайного хода, прижимая фонарик к груди.
Сердце колотилось как бешеное, в слабом лунном свете едва
угадывались контуры рыцарских доспехов.
Уф… просто доспехи, не привидение. И не охрана. Досадно было бы
попасться именно сегодня, в свой шестнадцатый день рождения.
Снова включив фонарик, Виола на цыпочках подошла к простенку,
где висела она. Ее сегодняшняя добыча. И протянула руку, не решаясь
дотронуться.
«…находили на следующее утро мертвыми, с гримасой ужаса на лицах
и с руками, стертыми в кровь. Последний, кто посмел прикоснуться к
ней, похоронен за оградой церкви, как самоубийца…»
Значит, я умру ужасной смертью завтра утром? Ну-ну. Посмотрим на
тебя, ужасная смерть.
Хмыкнув, Виола сняла со стены гитару. Изумительную, покрытую
резьбой, по легенде — работы чуть ли не самого Бенвенуто
Челлини[1]. На эту гитару Виола засматривалась уже года три, с тех
самых пор, как услышала звук такого же старинного инструмента. Но
брать что-то из музея отец категорически запрещал, и Виола даже не
просила — знала, что откажет.
Хотя почему — не понимала. Ведь ничего с гитарой не случится,
если Виола немного на ней поиграет! Даже выносить отсюда не будет,
она же не воришка.
Просто сядет вот в это кресло, настроит…
Она тронула струны и мечтательно улыбнулась: гитара звучала
просто божественно! Немного расстроена, но это такие мелочи! Она,
бедняжка, уже лет пятьдесят висит в этом музее, никто на ней не
играет, только мсье Ученый Моль каждый четверг рассказывает
туристам страшные байки, а туристы ахают, охают и пытаются тайком
сфотографировать экспонаты на телефон.
Скука смертная.
Но ничего, сейчас мы еще на четверть тона подтянем колок, и ты
снова оживешь, моя прелес-с-ть!
Виола тихо засмеялась и взяла первый аккорд. Пожалуй, в честь
знакомства с гитарой она сыграет павану «На смерть инфанты»
Форе[2], как раз подходит к случаю. Ей же грозит ужасная смерть от
рук, а может быть и клыков таинственного маньяка…
Как, должно быть, ему скучно годами ждать, когда же кто-то
коснется гитары, и можно будет снова вылезти из могилы и заняться
делом! Любимым делом, наверное.
Слышишь, маньяк? Я уже играю! А как звучит! Бог мой, как она
звучит!..
Виола искоса глянула на дверь, откуда должна была явиться
таинственная смерть. Ну, если верить легенде о проклятии.
Но дверь так и осталась закрытой, никто не явился, даже самый
завалящий призрак. Зря мсье Ученый Моль клялся, что замок в
Лиможе[3] просто кишит привидениями. Нет здесь ничего
сверхъестественного, кроме волшебного торта «Эстерхази», который
готовят на замковой кухне. Уже готовят, ведь утром — ее день
рождения. Вот бы отец подарил ей эту гитару!
Она так явственно себе представила, как разрезает ленточку на
коробке, разворачивает хрустящую бумагу и вынимает гитару, что
совершенно не заметила, как в зале кто-то появился.
На подоконнике открытого окна, которое всегда было
заперто.
На третьем этаже.
Виола замерла, прижав к себе гитару, и попыталась слиться с
креслом. Получится же, наверняка получится, наверняка ее не заметят
в темноте!
Ведь это не может быть маньяк из проклятия, правда? Ведь легенды
— это всего лишь легенды, и на самом деле не бывает[4]…
Незнакомец спрыгнул на пол. Без единого звука, даже шороха. Как
в телевизоре с выключенным звуком.
Сделал шаг, второй — к Виоле.
Она затаила дыхание, чувствуя себя кроликом перед удавом и
опасаясь отвести от незнакомца взгляд хоть на миг. Ведь это глюк,
правда же? На окне сигнализация, никто не может сюда забраться! И в
парке — волки, они бы не пропустили чужака!
