Все в этом маленьком захолустном городе, где он вырос, вызывало
у Артема отвращение. Ему было противно, мерзко здесь находиться.
Проходить мимо серых заброшенных зданий и побледневших от времени и
выбросов домов, наступать на неровный, чуть припорошенный грязным
снегом асфальт, видеть людей — тех самых, что шесть лет назад
равнодушными взглядами наблюдали за бедой их семьи и оставались
совершенно безучастны.
Обеспокоенные только собственным благополучием, они быстро
выбрали сторону — сильного, наделенного властью, — и вскоре стали
глядеть на истинную жертву с презрением: одним своим существованием
сестра Артема служила молчаливым укором их совести. Их семье больше
не было места среди благопристойных горожан с идеальной
репутацией.
Артем ненавидел этот город. Ненавидел за все, что произошло
здесь с его сестрой.
Ненавидел, но был вынужден вернуться. Потому что однажды обещал
отомстить за то, что сделали с Настей.
Сейчас, когда маховик правосудия — действительного, а не
купленного, — был раскручен, дышать местным воздухом казалось чуть
проще. Скоро все виновные заплатят по счетам. Артем даже не
старался скрыть едкую усмешку, быстром шагом пересекая знакомый
двор, и смело встречался взглядом с редкими прохожими.
Он знал многих из них. Презирал. Не хотел иметь с ними ничего
общего. Однако наконец-то пошатнуть их простой черно-белый мир до
самого основания было приятно. Пусть и медленно, местное общество
начинало бурлить, почувствовав загорающуюся под ногами землю.
— …Эй! Постойте! — За его спиной послышались быстрые шаги. Артем
не обернулся: голос был ему незнаком. — Постойте же! Артем… —
Заминка, громкое дыхание. — Артем… Романович!
Он остановился и неохотно развернулся.
Навстречу ему торопливо шла запыхавшаяся, растрепанная девчонка.
Покрасневшее то ли от холода, то ли от спешки лицо заслоняли
выпавшие из-под огромной вязанной шапки светло-каштановые волосы,
темные брови хмуро нависали над широко распахнутыми глазами —
ненавидящими и нацеленными только на Артема.
Он мог с уверенностью сказать, что видел ее впервые жизни и
понятия не имел, чем успел заслужить столь яростный гнев незнакомой
ему соплячки.
— Вы! — выпалила она, замирая на расстоянии метра. — Вы…
Артем вопросительно поднял бровь.
— С кем имею честь?..
Девчонка фыркнула. У Артема возникло желание выяснить, ни
прямиком ли с уроков она примчалась сюда: до того детским ему
показалось ее поведение.
— Из-за вас мой отец в тюрьме, — проговорила она сквозь зубы; ее
взгляд полыхнул от ярости.
— А… — Артем чуть склонил голову, теперь рассматривая девчонку
перед с собой с некоторым интересом. — Что тебе нужно?
Его вопрос привел ее в растерянность. Открыв рот, она не издала
ни звука, словно сама не знала, зачем искала с Артемом встречи.
— Зачем вы это делаете? — ответила она наконец.
— Делаю что? — Он не собирался облегчать ей задачу или вести
дружелюбную беседу.
Очевидно разозленная его беззаботным тоном, девчонка возмущенно
выдохнула:
— Вы подставляете моего отца! — Ее голос резко взлетел и также
скоро угас: — Он не виноват. Зачем?..
— Не виноват? — Артем ощерился. — Это он тебе так сказал?
— Я знаю! — нелепо задрав голову, она бросила на него
самоуверенный взгляд.
Он зло хохотнул и, ступив ближе, навис над безымянной дочерью
своего кровного врага. Злость и ненависть выжигали его изнутри,
желание растоптать, уничтожить — все и всех, — боролось с разумным
пониманием ситуации: девчонка понятия не имела, о чем сейчас
говорит.
— Знаешь? — уточнил он язвительно. — Откуда? У меня есть
доказательства. Железобетонные. А что есть у тебя?
В ее взгляде появилось сомнение. Мелькнул и исчез ужас, а затем
весь ее облик вдруг стал другим. Преисполненным намерения добраться
до истины вопреки страхам.