Соня
– Как себя чувствует мамочка? – в мою одиночную палату в частной
клинике вошел врач. Взглянул на прозрачную люльку, где мирно спал
Димочка.
– Добрый день, Дмитрий Николаевич, – улыбнулась я врачу, который
буквально спас сына и меня во время родов. Мы с Антоном хотели
назвать сына Егором, но потом решили дать ему имя в честь доктора,
который вытащил нас с того света.
Но сейчас всё в порядке. Так почему на лице доктора такая
озабоченность?
– София Викторовна, я присяду?
– Конечно.
Напряглась. Его тон мне тоже не понравился.
– Вы знаете, что роды прошли с осложнениями.
– Да…
Напоминать мне об этом не нужно. Я до сих пор помню всё как в
кошмарном сне. Мельтешение врачей, а потом их слаженные действия.
Первый крик моего ребенка… Срочная реанимация для нас обоих...
Отслойка плаценты – частое явление. Современная медицина не
всесильна, такие осложнения случаются. Беременность протекала
идеально. Невозможно сказать, почему это произошло со мной.
Но главное – что всё хорошо. Сейчас уже всё хорошо. Всё
обошлось, мы здоровы и скоро поедем домой. В больнице мы провели
целых три недели.
– Мне нужно с вами поговорить. К сожалению, из-за отслойки
плаценты роды, которые должны были быть идеальными, привели к тому,
что нам пришлось удалить вам маточные трубы. Больше вы не сможете
иметь детей, София Викторовна. Мне очень жаль…
Оглушающая волна окатила с ног до головы и куда-то уволокла.
Врач продолжал говорить, сыпать терминами, но я просто впала в
ступор. Как это пришлось? Что удалили? Но разве нельзя ничего
сделать?
Почему он так уверенно говорит, что детей у нас не будет? Мы с
Антоном мечтали о детях.
Не об одном. Мы хотели, чтобы у нас было много детей. А
теперь…
– Вы уверены?
– Увы, я бы хотел ответить иначе, но не могу. Так бывает.
Приговор в глазах врача был страшнее его слов, которые до меня
едва доходили. Видимо, он понял, что мне нужно время на осознание,
и поднялся с места.
– Я вас оставлю. Завтра выписка. Можете обрадовать супруга, что
вы наконец поедете домой.
Обрадовать? Он серьезно? В груди у меня образовалась бездна, но
я вымученно улыбнулась врачу. Это его работа, он всего лишь
пытается делать хорошую мину при плохой игре. А мне просто нужно
остаться одной, чтобы подумать. Осознать, что ничего не будет как
прежде.
Конец нашим мечтам.
Вот как сказать об этом мужу? Приехать домой с новорожденным и
бахнуть новостью о том, что я больше не смогу родить ему детей?
Испортить счастливый момент? Омрачить его.
Я так не хочу, не смогу, я хочу это отсрочить. Промолчать. Да и
зачем сразу об этом рассказывать? Меня никто не торопит.
Мне нужно время, чтобы самой смириться с бедой.
Но маме я, конечно же, сразу рассказала. По телефону. Она
заохала, запричитала, но согласилась, что говорить мужу пока не
стоит. Мама приехала пожить с нами на время после родов.
Я не представляю, как обращаться с ребенком. Почти три недели
сын провел в реанимации, в специальном кювезе. Маленький и
беспомощный. Потом, когда его наконец привезли в палату, я считаные
мгновения держала его на руках.
Боялась. Было страшно. Он такой маленький, просто крошечный.
Хрупкий. Вдруг я что-то ему поврежу? Вдруг по незнанию сделаю
что-то не так? Я на него дышать даже боялась.
От страшных, бередящих душу мыслей меня отвлек звонок.
Антон.
– Да, Тош, – прошептала в трубку.
– Привет, Сонь, как ты? Всё хорошо?
– Д-да.
Вот он, твой шанс сказать мужу неприглядную правду. Я открыла
рот, но не смогла сделать этого. Не сейчас. Рано.
– Как наш Дима? Теща сказала, его уже в палату перевели.
Выдохнула. Ну не могу я разрушить наше счастье вот так, в одно
мгновение.
– Ага, сейчас сделаю фото, тебе отправлю, он такой лапочка.
– Мужик не должен быть лапочкой, Соф, о чем ты? Он богатырь,
мужичок, – хмыкнул муж, а я тронула сына за пяточку.
