Огромный и неповоротливый
транспортер-разведчик Российской Империи «Старец» мягко выскользнул
из прыжковых ворот, вспыхнув сверхновой в Восьмом дальнем
галактическом секторе, и приступил к торможению, которое будет
длиться почти год. В криогенных капсулах спали двести инженеров,
техников и военных специалистов, для которых полет займет две
недели – время, необходимое для реабилитации после пробуждения.
Секретная миссия имела множество запасных планов, но цель была одна
– строительство новых выходных ворот для освоения перспективного
галактического сектора.
«Восьмерку» открыли недавно, и туда
рвались все, в первую очередь, АДА – Американский Демократический
Альянс, который пытался успеть везде, тратя нагулянный за века
капиталистического развития жирок и испытывая на прочность нервы
союзников. Адовцы в свойственной им манере нагружали единственные
прыжковые врата Земли, имеющие статус международных и давно
напоминающие перегруженный автобус, в который лезли безбилетники.
Строительство новых прыжковых врат было вопросом времени, а так как
инициатива Российской Империи могла вызвать очередной виток войны,
то проект, поддержанный также Азиатско-Африканским Союзом, держался
в тайне.
Как гласила одна мудрая пословица:
чего не должен знать твой враг, не говори того и другу. И хотя
именно адовцы были виноваты в том, что секретная миссия повисла на
волоске, провал едва не случился совсем по другим причинам.
Искра была также далека от политики,
как ее капсула сна – от родного Ульяновска. Ей снились вишневый сад
в цвету, сырой, волнующий запах мая, корявые монгольские дубы на
утесах, синее море, отражающее безоблачные высоты, глядя на которые
совсем не хотелось думать о кораблях и далеких галактиках. Когда в
ее криогенный контейнер стал поступать охлаждающий газ, а через
катетер в вену хлынул сложный фармацевтический коктейль, что вкупе
должно было погрузить в гибернацию, в голове Искры крутилась одна
назойливая песенка. «У меня есть все звезды на небе, но я так
тоскую по маленькой лампе, не зажженной у меня дома», – пела
незнакомая певица. На военной базе на Маркаряне, где когда-то
служила Искра, эта песня звучала везде, включая столовые и
госпитали.
Дома в Ульяновске ее тоже ждала
лампа на окне. Искра покинула родительский очаг в шестнадцать,
расставшись с семейным гнездом, как и любой подросток –
импульсивно, с кровью, пролитой у себя и у родных. Сейчас Искре
минуло двадцать восемь, и через два года должна была исполниться
мечта, которой она жила всю войну, плен, лечение, а потом
вынужденную работу. Тридцать – не самый плохой возраст для того,
чтобы зажечь лампу на окне и начать все сначала.
Капсула медленно вращалась, а Искре
снился суп из молодой крапивы, который мать всегда готовила по
весне. Крапива в изобилии росла на даче, подпирая забор и кусты
смородины, но Капитоновы покупали зелень у одной старушки на рынке,
которая напоминала им рано ушедшую из жизни всеми любимую бабушку –
мать отца. То был ее рецепт, баб-Люды, которая находила язык со
всеми, даже с колючим подростком, какой росла Искра. Суп считался
овощным, но баб-Люда добавляла туда копченую колбасу, ту, которая с
дымком. А к нему салат из редиса с черемшой, дерущий глотку, словно
наждачка, но после которого во рту становилось тепло, как летом.
Добавить еще кусок черного домашнего хлеба только что из духовки и
душистый чай из смородиновых почек – и ностальгический рецепт из
молодости был готов.
Девушка сглотнула и попыталась
заворочаться, но крепежные браслеты надежно фиксировали тело,
присоединенное к питательным капельницам. Искра застонала, и
система жизнеобеспечения ввела успокоительные. Но они не
подействовали, потому что приятный сон о родительском доме и
крапивном супе сменился кошмаром о метаботах.
