Я аккуратно разжимаю кулачок дочери,
в котором она держит мою закрученную крупным локоном прядь, и целую
маленькие пальчики. Лена давно спит, но так и не выпускает из своих
цепких ручек уже опустевшую бутылочку и мои волосы. Нужно подняться
и переложить дочь в кроватку, но… к чему торопиться? Если
торопиться уже некуда.
На телефоне немым укором висят
сообщения от подруги с вопросами, где я и приду ли вообще, а в
журнале вызовов двадцать четыре неотвеченных — это я пыталась
дозвониться до мужа.
Хлопает подъездная дверь, и я уже
привычно вздрагиваю. Может, это наконец-то он? Торопливые, тяжелые
шаги — это явно мужчина, который уже миновал первый этаж, свернул
на втором и… да, еще мгновение, и я слышу поворот ключа, а затем и
характерный скрип открывающейся двери. Если дверь немного
приподнять, открывая, то она не будет скрипеть, но… Максиму просто
нет до этого дела.
— Марин, прости! — оглушающе кричит
муж прямо с порога, а я только крепче сцепляю зубы, больше всего на
свете желая выругаться.
Ну какого черта? Макс же прекрасно
знает: если выключен свет — значит, Лена либо спит, либо я ее
укладываю спать.
— Малыш, прости, — уже намного тише
повторяет муж, зайдя в комнату. — У меня никак не получилось
сегодня уйти пораньше, у меня сейчас завал такой, что и…
Я киваю, осекая его, медленно
поднимаюсь и так же медленно перекладываю Лену в кроватку, укрываю
ее одеяльцем и крепко сжимаю деревянные края кроватки. Максим
подходит сзади и берет меня за плечи.
— М-м-м, даже надушилась… — тихо
шепчет он мне в висок, а у меня горло сжимается в спазме.
Не одна я надушилась. Максим,
например, насквозь провонял запахом сигаретного дыма и дорогого
алкоголя. Наверное, я должна радоваться, что не женскими духами.
Только вот иногда мне кажется, что будет лучше, дай мне Макс
наконец веский повод прекратить нашу с ним совместную жизнь. Только
вот для кого именно лучше, я не понимаю.
Я отстраняюсь от мужа и иду в ванную
комнату смывать макияж. По пути захватываю и домашний халат. На
красивом черном платье с фигурным вырезом теперь красуются пятна от
молочной смеси, и нужно срочно их застирать или… или просто
выкинуть бесполезную вещь, потому что именно в этот момент мне
кажется, что выходное платье мне не пригодится еще лет десять.
Когда там дети вырастают?
Боже, я, конечно же, люблю свою
малышку. Видит бог, безумно люблю. Но я так устала, просто
чертовски устала справляться со всем одна. Я оказалась совершенно
не готова с супружеской жизни. Супружеской жизни, в которой муж
лишь существо номинальное. Он вроде как есть, и его вроде как и
нет.
Иногда мне кажется, что еще немного
– и что-то внутри меня просто оборвется. Тонкая струна, которая с
каждым днем все сильнее натягивается. Не так я себе представляла
красивую картинку полной семьи. Мама меня вырастила одна, и это
получилось у нее с легкостью, да и вообще она всегда со всем
справляется на отлично. Но сейчас я не хочу думать о ней. Она меня
предала, так же как и Леночку. Я жмурюсь от досады и захожу в
ванную комнату.
Закрываю дверь на щеколду, веду
головой, разминая шею, а затем завожу руки за спину и расстегиваю
платье. Оно черным невесомым облаком падает к моим ногам, за ним
следует и нижнее белье, а я переступаю бортик ванны и открываю
вентиль с горячей водой. Хочется смыть с себя весь сегодняшний
день, до краев наполненный ожиданием, обидой и болью.
Полгода назад в столицу переехала
моя одноклассница. Она перевелась в местный институт, но у меня так
и не получилось с ней ни разу встретиться. К себе в гости звать
стыдно, гулять холодно, да и к ней не пойдешь: она живет в
общежитии. А сегодня Света отмечает день рождения и ждет на
празднике меня. Она предупредила меня заранее. А я попросила
остаться с Леной Макса. Тоже заранее предупредив. Он задорно мне
тогда закивал и, поразмышляв, заключил, что я действительно сижу
постоянно в четырех стенах и совсем никуда не хожу, да и запустила
себя. Жуть просто, как запустила.
