Часть 1. Заточенные в мраморе
День был пасмурный. Небо, затянутое серыми, как старая вата, облаками, казалось низким и тяжелым. Холодный сырой ветер облеплял со всех сторон, пробирался под одежду, гладя кожу ледяными пальцами и вызывая невольную дрожь. Синоптики хором пророчили теплый, солнечный апрель, но Петербург плевать хотел на их прогнозы. Северный город был своенравным и изменчивым, как воды Невы, у берегов которой он стоял.
– …Перед нами доходный дом, принадлежавший Якову Владимировичу Ратькову-Рожнову, построенный архитектором Павлом Сюзором в тысяча восемьсот… – голос экскурсовода Ивана лился вдохновенной рекой.
Но Паша почти не слушал. Он уже жалел, что вообще вышел сегодня из дома. И дело было не только в погоде. Смутное, неясное предчувствие чего-то… разливалось в воздухе, вибрировало низко, на грани слышимости, заставляя то и дело зябко ежится.
С чем связано это предчувствие, Паша пока не понимал, но ощущение было неприятное, настроение неуклонно портилось, и он почти перестал обращать внимание на рассказы экскурсовода и архитектурные изыски старых домов.
А вот Ксюша слушала внимательно, слегка приоткрыв рот и то и дело восхищенно вздыхая. Глаза ее горели живым интересом, и Паша невольно залюбовался ею. Они встречались всего два месяца, но он уже чувствовал себя безнадежно влюбленным.
– …пройдем внутрь и я расскажу вам старинную легенду, связанную с этой парадной… – донесся до Паши голос Ивана.
Их небольшая группа вслед за экскурсоводом потянулась к дверям, и вскоре все оказались в просторной гулкой парадной. Дневной свет с трудом проникал сквозь мутные окна второго этажа, электрическое освещение было тусклым, а потому внутри царил полумрак.
Поднявшись по широким выщербленным ступеням, они оказались на площадке, вымощенной пестрой плиткой. По обе стороны от нее из стен вырастали женские фигуры, поддерживающие высокие своды потолка. Располагаясь друг напротив друга, они смотрели в стороны, будто бы не желая встречаться взглядами. Лица их, загадочно белеющие в полумраке, казались задумчивыми и печальными.
– Обратите внимание на этих девушек, – произнес Иван, остановившись посреди площадки. – Кариатиды – так их называют, как и многие архитектурные решения пришли к нам из Древней Греции. Классические кариатиды – статуи женщин, исполняющие или имитирующие функции колонн, как и атланты, изображались одетыми в драпированную ткань, с корзинами на головах. Петербургские же кариатиды чаще всего полуобнажены, а головы их непокрыты. Большинство кариатид, расположенных в парадных, выполнены из гипса, но этот дом особенный, здесь по распоряжению хозяина были установлены мраморные статуи…
Продолжая вполуха слушать его рассказ, Паша подошел ближе к одной из мраморных девушек и посмотрел вверх, разглядывая ее лицо. Голова ее была склонена вниз, будто бы она наблюдала за людьми в парадной, тогда как соседка ее смотрела вверх и в сторону.
Красивое лицо в обрамлении изящных кудрей выглядело нежным и возвышенным. Скрещенные над головой руки заканчивались ладонями с тонкими пальчиками. Драпированная ткань, спускавшаяся с плеча, обнажая одну грудь, была выполнена с таким мастерством, что казалась настоящей. Паша даже коснулся рукой мелких складок, чтобы убедиться в том, что они из камня, и ощутил под пальцами мраморную твердость.
Образ кариатиды был настолько утонченным и хрупким, что он поймал себя на желании снять груз потолка с ее плеч. Подумалось вдруг, как трудно, наверное, стоять вот так, замерев в одной позе, поддерживая тяжелый свод. Из года в год, из века в век наблюдать, как мимо течет жизнь, но не иметь возможности стать ее частью. Шагнуть вниз. Вдохнуть полной грудью воздух…
