Голова раскалывалась. В ушах стоял такой звон, что я собственных
мыслей не слышала. Не открывая глаз, я шевельнулась, и движение
отозвалось резкой болью во всем теле. Меня чем-то придавило к
земле? Вскрикнув, я разлепила веки и заморгала. Сквозь кружево
ветвей пробивался яркий солнечный свет, от него резало в глазах и
усиливалась боль в голове. Я зажмурилась и облизала пересохшие
соленые губы. Пахло сыростью, грибами и сочной травой. Но сквозь
чудесные ароматы природы пробивался резкий запах бензина.
Похоже, я все-таки не справилась с управлением и улетела в
кювет. Не стоило нестись по серпантину на необкатанном мотоцикле!
Но мне не терпелось опробовать отцовский подарок на мое
девятнадцатилетие! И вот, пожалуйста! Валяюсь где-то в лесу.
Хорошо, что жива осталась!
Постепенно осознав себя лежащей на земле под мотоциклом, я снова
смогла слышать. К горлу подкатывала паника, смешанная с тошнотой. Я
открыла глаза, и в голову хлынул свет. Надо мной раскачивались небо
и верхушки деревьев. А в лесу беззаботно щебетали птицы, перелетая
с ветки на ветку, порхали пестрые бабочки и жужжали насекомые. Их
жизнь продолжалась, а вот что с моей? Я даже пошевелиться не могла.
Как я выберусь отсюда?
— Ох, батюшки, милорд! Что же это делается? — раздался прямо над
ухом голос пожилого мужчины.
Вздрогнув, я услышала шелест травы и звуки шагов и попыталась
повернуть голову, но в ней будто свинцовый шар перекатывался. Я
сдавленно вскрикнула.
— Не шуми, Гвидо, — прозвучал другой, более молодой голос -
бархатистый, низкий с благородной хрипотцой. — Кажется, она
приходит в себя.
— Да что хоть это такое за агрегат? — покряхтывая, спросил
Гвидо.
Я ждала, что кто-нибудь из говорящих склонится надо мной, но
этого не произошло. Они ходили вокруг и разглядывали меня, как
инсталляцию.
— Понятия не имею, но оно способно двигаться…самостоятельно, — с
ноткой удивления отозвался второй мужчина.
Я открыла рот, собираясь попросить их о помощи, но свет
загородил крепкий широкий силуэт. Взялся за край мотоцикла и поднял
его так, словно тот не весил ровным счетом ничего. И безжалостно
швырнул в сторону. Какой силач! Хруст ветвей оповестил о падении
моего железного коня. Кажется, я каталась на нем первый и последний
раз. Отец меня убьет, когда узнает!
— Вы живы? — силуэт наклонился, вглядываясь в мое лицо.
Для меня он оставался размытым сером пятном. Смотреть было
больно, и я снова зажмурилась. И сглотнула кисло-сладкий ком.
— Кажется, — осипшим голосом ответила и закашлялась.
— Ох, милорд. А во что она одета? У нас в таком конюхи ходят, —
воскликнул Гвидо.
— Угомонись уже, — рыкнул на него мой спаситель.
И снова наклонился. Просунул ладони мне под спину и колени и
бережно поднял с земли. Я застонала от резкой боли, пронзившей тело
разрядом тока.
— Крови не видно, переломов тоже, но я могу ошибаться, —
произнес он и вздохнул. — Мои лекари вас осмотрят и скажут
точно.
Лекари? Мне не послышалось? Похоже, я серьезно головой
приложилась.
Желая рассмотреть спасителя, я попыталась ее поднять, но
безвольно уронила ему на плечо и увидела лишь могучую шею. От
мужчины едва уловимо пахло лавандой и медом, а под этими ароматами
скрывался солнечный аромат кожи - гладкой, загорелой. Его хотелось
вдыхать снова и снова, в него хотелось обернуться, как в теплый и
уютный плед. Спаситель двигался мягко и неторопливо, неся мою
расслабленную тушку по лесу. Перед ним деревья будто расступались.
Гвидо кряхтел и причитал где-то позади. Глаза слипались, тошнота
подкатывала с новой силой.
— Гвидо, уводи лошадей, — скомандовал спаситель.
Кажется, я им испортила конную прогулку. Куда хоть меня
занесло?
— У меня в кармане должен быть телефон, — прошелестела я. — Надо
вызвать спасателей.
