- Вова, не надо... Пожалуйста... - выдохнула Лиза из последних
сил.
Но мольба сильнее разозлила мучителя. Последовал еще один удар
по лицу, а потом пинок в бок. Лизу схватили за волосы и поволокли к
лестнице, ведущей на первый этаж.
- Стерва! Только и умеешь, что юбки задирать! Никакого уважения
к мужу!
- Вова... я...
- Закрой рот!
Вова рывком поставил Лизу на ноги и впечатал в стену. Зверем
глянул в испуганные глаза и ухмыльнулся. Она горько всхлипнула.
Когда муж в таком состоянии, ничего не докажешь. Лучше молчать и
терпеть. Быстрее остынет. Однако сейчас Лиза отвечала не только за
собственную жизнь.
- Вова, клянусь, я тебе не изм...
Фраза закончилась громким Лизиным криком. Рассвирепевший муж
столкнул ее с лестницы. Двенадцать ступеней. Она точно знала
количество, ибо сама изо дня в день мыла пол во всем доме. Вова не
хотел держать домработницу. Не хотел впускать в семейное
«гнездышко» посторонних. Сегодня Лиза прочувствовала каждую
ступеньку, пока летела вниз, отчаянно пытаясь прикрыть руками
живот.
- Подумай о своем поведении, шлюха, - прорычал Вова на ухо жене,
пока она лежала, скрючившись, на белоснежном ковре с высоким
ворсом, доставлявшем ей уйму хлопот.
Хлопнула входная дверь. Мучитель ушел, не потрудившись выяснить,
насколько сильно пострадала Лиза. Сама виновата. Всегда
беспрекословно сносила его ярость, никогда и никому не жаловалась.
Поднималась, замазывала синяки гримом и жила дальше, как ни в чем
ни бывало. Но нынче так не выйдет. Адская боль разливалась по телу,
пульсировала, не стихая ни на секунду.
- Помогите, - прошептала Лиза, не понимая, к кому обращается.
Дом пуст.
Сжав зубы, она поползла к столику, на котором стоял городской
телефон. В глазах темнело, но Лиза сумела вцепиться в шнур и
стянуть вниз трубку. Две кнопки она нажала фактически наугад.
- Станция скорой помощи, - раздалось на другом конце.
- Спасите...
- Что у вас случилось? - спросила девушка механическим голосом,
готовясь вбивать данные в компьютер.
- Спасите... моего... ребёнка... - прохрипела Лиза.
А в душе понимала, что умирающей внутри нее жизни не способно
помочь даже чудо...
****
«Мама...»
Девочка лет шести тянула к ней ручонки. Светловолосая, как Вова,
но черты лица ее - Лизины: прямой носик, тонкие губы, ясные синие
глаза. Она готовилась расплакаться, горько-горько, как плачут не
дети, а взрослые, которых постигла беда. Но Лиза ничего - абсолютно
ничего! - не могла сделать, чтобы помочь дочери...
- Сашенька, - прошептала она плохо слушающими губами.
Горло саднило после трубки, через которую она дышала во время
операции, голову будто набили ватой. Или соломой, как у чучела
Страшилы из детской книжки. Действие наркоза давало о себе знать.
Тело, будто чужое. Как и мысли, натыкающиеся одна на другую. Судя
по сумеркам за окном, прошло несколько часов, как ее перевезли в
полубессознательном состоянии из реанимации в палату. Лиза плохо
понимала, кто находится рядом, и что ждёт ее дальше, но одно знала
точно: Сашеньки больше нет. И эта мысль убивала...
- Сашенька...
- Кто такой Сашенька? Хахаль, с которым ты Вову обманула?
Хриплый женский голос разорвал туман в голове, и память
нарисовала моложавое лицо свекрови с подведенными бровями и ярко
накрашенными губами.
- Ядвига Семеновна...
- Она самая. Дежурить приехала. Ох, и наворотила ты дел,
Лизка.
- Я не...
Слезы градом побежали по лицу. Свекровь воспитала чудовище, но
для неё Вова был и навсегда останется святым. Он никогда ни в чем
не виноват. Это дура жена его провоцирует и доводит гадкими
выходками.
- Да не реви ты. И не дергайся. Швы разойдутся. У тебя еще
катетер в вене.
Пальцы с отполированными ногтями, покрытыми розовым лаком, как у
подростка, коснулись Лизиных волос. Потянули длинную прядку, словно
играючи. Плакать сразу расхотелось. Даже боль, как ни странно,
притупилась. Осталась лишь горечь. Но и та больше напоминала
послевкусие от травяного чая, что обожала заваривать свекровь.