Когда я в последний раз кончала по-настоящему?
Так, чтобы кричать до хрипоты? Когда это не секундное блеклое
наслаждение от собственных пальцев, а темное горячее пламя, в
котором плавится тело.
Когда у меня вообще был секс в последний раз? Вот так, чтобы с
оттяжкой, чтобы ударять глубоко и резко. Чтобы вздрагивать всем
телом, когда его тело врезается в твое, что извивается на влажных
от пота простынях?
Ответ очевиден, и меня не радует.
Опустошаю бокал шампанского, не выдерживая рассказов Василисы о
том, как она узнала, что такое сквирт. Иду через зал, здороваясь с
важными гостями, которые даже не догадываются, о чем я сейчас
думаю.
Взглядом нахожу мужа в дальнем конце холла. Сергей занят
делом.
Как и вчера. Как и всегда.
Сначала разные одеяла, потом разные комнаты. Так нам казалось
удобней. В итоге, мне тридцать три, а я даже не помню, когда в
последний раз у меня был секс с мужчиной.
Мне просто нужно немного одиночества и тишины, чтобы выкинуть из
головы Василису. Забыть ее сияющий вид, который объясняется не
только солнцем, йогой и правильным питанием.
Еще у нее был секс.
Действительно много секса.
Разворачиваюсь и покидаю холл незамеченной.
Не исключаю, что у моего мужа дела обстоят иначе. Наверняка
кто-то отсасывает ему во всех этих бесконечных командировках. Я не
настолько наивна, чтобы верить в то, что его интимная жизнь тоже
поставлена на паузу.
Задевает ли меня это? Нет.
Хотя что меня вообще задевает? Ничего. А значит, дело не только
в сексе. Только в том, что я уже давно ничего не чувствую.
Пересекаю галерею и с наслаждением вступаю в полумрак зимнего
сада. Надеюсь, когда вернусь, Василиса уже будет делиться другими
впечатлениями от поездки.
Радуюсь тому, что в оранжерее немного прохладнее. Голова гудит
от выпитого, а может, от мыслей. Сажусь в дальний угол, среди
цветущих азалий, надеясь привести в порядок мысли, но в тот же миг
понимаю, что план уединиться провалился.
Здесь еще как минимум двое.
И они неслучайно выбрали полумрак зимнего сада.
Судя по сдавленным стонам и шороху одежды, они совсем рядом. Не
знаю зачем, но я все равно поворачиваю голову вправо. Свет фонарей
бьет прямо в лицо, резко очерчивая точеный профиль мужчины.
Откинув голову, он затылком касается мраморной колонны. Его рот
приоткрыт, и он шумно выдыхает в ответ на порочный влажный
звук.
Господи, ума не приложу, что должно произойти, чтобы я сделала
нечто подобное. В чужом доме. В одежде. Когда тебя в любой момент
могут застукать.
Мир помешался на сексе, ей-богу.
Как хозяйка дома, я могу даже громко попросить их убраться,
чтобы не мешать мне своим влажным причмокиванием, но внутри
почему-то скручивается тугая спираль, а в легких вдруг не хватает
воздуха.
Это все шаманское.
Определенно.
Я не вижу девушку, но, очевидно, что она стоит на коленях между
разведенных ног мужчины. И эти звуки издает именно она.
Хотя может, то и не девушка вовсе. В нашем мире все
возможно.
Я вижу только верхнюю половину тела мужчины, который сидит на
такой же скамье, что и я, но под другой колонной. И меня абсолютно
завораживает то, как ритмично он двигает правым плечом, вероятно,
надавливает на затылок, управляя движениями и контролируя степень
проникновения в чей-то рот.
Она давится, хрипит, — а это все-таки женщина, судя по звукам, —
но мужчина не знает сочувствия. Кажется, его член заглатывают едва
ли не полностью. Кто-то очень старается.
Он заворожено смотрит на происходящее сверху вниз. Темные глаза
блестят под полу прикрытыми веками. Его кадык резко выделяется.
Мужчина бегло облизывает губы и сглатывает. Я хочу услышать его
стон, но он не стонет. Мычит она. Не понимаю, почему минет дарит
столько удовольствия именно ей. Что в этом такого?
