ГЛАВА 1: КУЗНЕЦ, КОТОРЫЙ СЛЫШАЛ МЕТАЛЛ
Металл пел мне с детства.
Не звенел. Не гудел. Не скрипел под молотом, как у других кузнецов. Он пел. Тихо, как колыбельную, когда я касался его пальцами. Иногда – грустно, иногда – торжественно, будто знал, что из него выйдет: меч, плуг, шестерёнка для летающего фонаря или сердцевина для «Железной Души». Я думал – это нормально. Все так слышат. Просто стесняются говорить.
Отец, Григорий Каменный Лоб (так его звали в городе – за упрямство и лоб, который разбил три наковальни в драках молодости), говорил:
– Мирон, ты слишком много болтаешь с железом. Оно не отвечает. Оно – материал. Ты – мастер. Ты его лепишь, как глину. Не наоборот.
Но он врал. Я видел, как по ночам, когда думал, что я сплю, он сам прикладывал ладонь к остывшему клинку и шептал что-то. Как будто просил прощения. Или благодарил.
Каменьград – мой город. Приграничный. Последний перед Запретными Лесами, где шепчут деревья, а звери смотрят на тебя с разумом в глазах. Город невелик – три улицы, рынок, школа снов, храм Духов Природы и наша кузница – «Каменный Огонь». Но он – как микрокосм всей Тартарии. Здесь всё есть: и светоткань на витринах, и дети, играющие с механическими жуками, и эфирные зеркала, где торговки спорят с поставщиками из Алтын-Орды, не выходя из лавки.
Сегодня – день большой кузни. Заказ от Стражи: починить трёх «Железных Слуг», что сломались после патруля в Ледяных Холмах. Их привезли на платформе, запряжённой двумя «Медведями-Танками» – огромными зверями с бронёй из сплава и глазами, горящими, как угли. Медведи зарычали, когда их разпрягали, – не от злобы, а от усталости. Я погладил одного по морде. Он ткнулся мне в ладонь, как щенок.
– Ты опять с ними разговариваешь? – раздался голос за спиной.
Я обернулся. Маруся.
Дочь командующего Стражей Каменьграда. Высокая, с косой до пояса, цвета тёмного мёда. Глаза – как весенний лёд: прозрачные, но холодные, если не знаешь, как в них смотреть. На ней – лёгкий доспех из светоткани, переливающийся от синего к серебряному. На плече – знак пилота «Орла-Разведчика». Её машина стояла рядом – изящная, как сокол, с крыльями из гибкого сплава и кристаллическим сердцем в груди.
– Не разговариваю. Слушаю, – ответил я, улыбаясь.
– И что он сказал? – Она скрестила руки, приподняла бровь.
– Сказал, что ты опять прилетела без разрешения отца. И что твой «Орёл» скрипит на левом крыле. Опять.
Она замерла. Потом фыркнула.
– Ты ведь не слышишь машин. Ты просто слишком хорошо знаешь мою технику. Потому что каждый раз её чинишь.
– А ты каждый раз ломаешь её. Потому что летаешь, как ураган.
Она усмехнулась – та самая улыбка, от которой у меня внутри всё переворачивалось. Та, что появлялась только для меня.
– Значит, договорились: я ломаю – ты чинишь. Вечный круг.
– Ага. И я ещё и плачу за материалы. Ты хоть знаешь, сколько стоит кристалл для стабилизатора полёта?
– Знаю. Ровно столько, сколько стоит моя благодарность. – Она подмигнула. – Которую ты очень ценишь.
Я хотел ответить, но тут отец громко кашлянул у наковальни. Намекнул взглядом: работай, болтун.
Маруся кивнула на прощание и пошла к командиру Стражи – своему отцу. Тот стоял в стороне, хмурый, как туча перед грозой. Он никогда не одобрял нашей дружбы. Говорил: «Кузнец – не пара для дочери командующего». Но Маруся не слушала никого. Особенно – отца.
Я вздохнул и вернулся к «Железному Слуге» №2. Его звали Ферро. Все «Слуги» имели имена. Это не машины. Это – существа. Созданные Механикусом по древним чертежам. У них есть память. Эмоции. Даже чувство юмора – у некоторых.
Ферро лежал на верстаке, грудная плита открыта, кристаллическое ядро мерцало тускло, как умирающая звезда.
